Юрий Нестеренко - Черная Топь

— Нет, — сказала она. — Пока Алекс под его присмотром, ему ничего не грозит.

— Но в больнице тоже есть… эти, — возразил Сергей.

— Да, среди медсестер. Но они не ослушаются доктора.

— А откуда у доктора такая власть?

— Он единственный хирург в городе.

— А что, им тоже нужны хирурги?

— Да… не знаю… наверное. Отец не рассказывал мне всего. Но доктора они не тронут. В больнице распоряжается он.

— Ну допустим… — Сергей решил отложить поиск теоретических ответов на потом, а пока что заняться практическими вопросами: — Значит, на починку нашей машины рассчитывать не приходится?

Лида пожала плечами:

— Наверное, ее разобрали неспроста. Я сразу же сказала вам, чтобы вы уезжали. Теперь уже поздно.

— Черт побери, но мы хотели уехать! И уехали бы, ничего не узнав! Да и вообще, даже если бы мы что-то рассказали во внешнем мире — нас бы просто приняли за сумасшедших! У этих ваших зомби, должно быть, совершенно сгнили мозги, если они всего этого не понимают!

— Я не знаю, что у них на уме. Мне они не докладывают… — Лида вдруг к чему-то прислушалась.

— Кажется, отец идет, — сказала она и быстро выскользнула в коридор.

Оставшись один, Сергей принялся поспешно кидать вещи в сундук. Если Лыткарев войдет сейчас… черт, теперь он понимал, почему на их двери нет щеколды.

Однако никто не вошел. Сергей, с бешенно бьющимся сердцем, захлопнул крышку сундука и уселся на кровать. Кажется, где-то в доме спорили два голоса — очевидно, Лыткарев и Лида — но слов разобрать он не мог.

Коржухин вынул «браунинг», покачал в руке. «Классный пестик, но тебе не поможет», — так сказал Петька. Небось, имел в виду, что на мертвецов нужны серебряные пули…

Да какие они, к дьяволу, мертвецы! Чушь это все. Петька, наверное, искренне в это верит, и Лида тоже… но он-то разумный, здравомыслящий человек. Рациональное объяснение всегда существует, и, более того, является единственно верным.

Если отбросить версию, что все это — какой-то немыслимый розыгрыш

— в конце концов, и экземпляры газет можно ведь напечатать, а потом состарить реактивами… Тут Сергей вспомнил, что так же рассуждал и его предшественник четверть века назад. Рассуждал и погиб. Коржухин достал из кармана куртки грязный расползающийся блокнтот. «То ли я схожу с ума, то ли это какой-то грандиозный розыгрыш… Сегодня побывал на местном кладбище — там действительно нет…» Сергей понял, чего там нет. Нет могил людей с фамилиями Дробышев, Зверев, Березин и так далее — начиная где-нибудь с конца прошлого века, когда отошли в мир иной их родители. Или здешние руководители — не местные? Нет, наверняка местные — не найди тот неизвестный могилы их предков, у него бы не было повода для удивления.

Ну хорошо, допустим, им действительно больше ста лет, что не мешает тому же Березину выглядеть на сорок. И они прошли через какую-то процедуру, с точки зрения несведущего человека похожую на смерть… Вероятно, в результате существенно замедляется дыхание и сердцебиение, и кровь… наверное, они перестают быть теплокровными. Крупные рептилии ведь живут очень долго, гигантские черепахи, например

— хоть и не триста лет, как в сказках, но больше ста — запросто. И как-то Сергею попалась статья, что, если бы удалось понизить температуру тела человека на несколько градусов, продолжительность его жизни тоже выросла бы в разы. Статья, правда, была в каком-то достаточно бульварном издании, тогда он счел ее очередной чепухой безграмотных журналюг… Но все же эта версия выглядела куда более научной, чем страшилки о мертвецах. Да, наверное, они как-то стали холоднокровными. Поэтому, кстати, в городе не принят обычай рукопожатия — должно быть, он был искоренен еще в те времена, когда они, по словам Лиды, скрывали свою «смерть»; но кто-то, конечно, когда-то к ним все-таки нечаянно прикасался, и холод их тел вызывал у непросвещенных игнатьевцев мысль о покойниках.

Сергей все больше успокаивался; он чувствовал себя, словно путник, успешно выбирающийся из зыбкого болота на твердую почву. Его жизнь по-прежнему была в опасности, и он имел весьма смутные представления о том, как отсюда вырваться, однако куда важнее было то, что место мистической чепухи заняла научная гипотеза. Хотя, конечно, трудно понять, как столь эпохальное открытие могло быть сделано в таежной глуши. Может быть, здесь встречается какое-то уникальное химическое соединение? Скажем, в озере… Но в любом случае, не Дробышев же со Зверевым его обнаружили. Может, доктор? Да, но тогда доктор сам должен быть из этих — и по возрасту, и по здравому смыслу: как же не воспользоваться таким открытием, дающим если не бессмертие, то потрясающее долголетие? «Стоп, а ты уверен, что доктор не один из них?» — перебил себя Сергей. И тут же ответил себе: да, уверен. Ведь доктор, тем паче хирург, должен осматривать больных, прикасаться к ним. И ногу Алекса он ощупывал весьма основательно. Алекс бы почувствовал и сказал потом, если бы с его руками было что-то не так — тем паче что хичхайкер был настороже… И, опять-таки, «браунинг»… Кстати, Степанида, накладывавшая гипс, наверное, тоже нормальная, несмотря на оговорку про свое военное прошлое — тем паче что спиртом пахло не от ее чашки. А вот предшественник Барлицкого на этом посту — да, он вполне мог быть первооткрывателем. И пройдя через… процедуру

— оставил практику. А Барлицкий не посвящен в тайну и остается врачом для простых смертных — вот уже где этот заезженный оборот очень кстати… Прямо по канонам готического романа — нежить с одной стороны и противостоящий ей доктор — с другой. Победителем Дракулы, помнится, был доктор ван Хелсинг… Вот только при ближайшем рассмотрении сходство разваливается. Ибо если в готических романах нежить стремилась превратить честных крестьян и горожан в себе подобных, а те, в свою очередь, совершенно этого не хотели и, вооружась осиновыми кольями и серебряными пулями, в едином порыве смыкались вокруг героического врача, то в славном городе Игнатьеве все обстоит с точностью до наоборот. Нежить вовсе не стремится лишний раз пополнять свои ряды, а горожане, наоборот, только этого и жаждут. И на этом их стремлении и надежде куда прочнее, чем на страхе, уже много десятилетий держится власть игнатьевской верхушки.

Что совершенно не удивительно. Сергея, напротив, всегда удивляло нежелание героев тех самых классических ужастиков становиться вампирами. Бессмертие — достаточно внушительный приз, чтобы ради него согласиться на некоторое изменение образа жизни. И, в конце концов, даже возражения морального толка здесь лишены смысла. Ну да, вампиры пьют кровь живых людей. Но ведь те в результате на самом деле не погибают, а сами становятся вампирами. То есть вампир не причиняет своей жертве зло, а, напротив, дарит ей бессмертие. Да, но это в сказках. Те, кого в Игнатьеве называют «мертвецами» — не вампиры, они никого не кусают, и пьют не кровь, а водку… и, кстати, как антифриз