Брайан Ламли - Голос мертвых

Именно такими были воспоминания Джордана о его первом знакомстве с алкоголем. Он тогда только начал учебу в университете и больше всего страдал от тоски по дому. Двое его приятелей-студентов, обладавшие репутацией местных шутов, решили повеселиться за его счет и с этой целью напоили его до полусмерти, а потом стали издеваться над ним. Нет, они не сделали ничего такого уж страшного — всего лишь нарумянили ему щеки, накрасили рот, а потом надели на него чулки с подвязками.

Он проснулся от холода, совершенно голый, чувствуя себя так скверно, что хотелось умереть, абсолютно ничего не помня. А через пару дней, когда он окончательно пришел в себя, он выследил своих обидчиков, подкараулил их поодиночке и жесточайшим образом избил. С тех пор он лишь в самых крайних случаях применял физическую силу.

Но сейчас... как бы ему хотелось сейчас обрести и применить эту физическую силу! Применить ее против собственного тела и разума, не желающих повиноваться ему, против того непонятного, что с ним происходит. Это было ужасно. Он понимал, что кто-то неведомый манипулирует им, как марионеткой, а он совершенно бессилен против него.

"Остановись! — говорил он сам себе. — Сядь... возьми себя в руки... подожди Кена. Делай что угодно, только делай это по собственной воле”. Но тело ему не повиновалось, и в этот момент в голове его вновь раздался голос...

— О, твой разум вовсе не свободен! Ты пришел, чтобы шпионить, ты проник в мои мысли, словно муравей в осиное гнездо! Пришел час расплаты! Теперь иди, повинуйся моей воле... иди к ветряным мельницам!

«О, этот ужасный, магнетический голос, грохочущий в его голове! Эта чужая воля, поработившая его собственную! Она гипнотизирует его, телепатически отдает ему приказы! Кому бы или чему бы она ни принадлежала, ничего более сильного, мощного он никогда не встречал!»

Ноги Джордана были как ватные, колени дрожали от напряжения, когда он пытался заставить себя остановиться, повернуть назад. С таким же успехом он мог попытаться оторвать друг от друга противоположные полюса магнитов или мошку от яркого света лампы в ночи. И он продолжал идти по берегу по направлению к молу, а потом вдоль него, пока на фоне черного океана не возникли силуэты ветряных мельниц.

В том месте, где ограждавшая бухту стена была построена в форме крепостных стен, совсем как во времена крестоносцев, следы пребывания которых были видны здесь повсюду, спрятавшись в тени, ожидал одетый во все черное Сет Армстронг. Он подождал, пока Джордан спотыкающейся походкой прошел мимо, потом огляделся, всматриваясь в темноту, в мерцающие огни Старого города, раскинувшегося по склону холма. До него донесся звук чьих-то быстрых шагов, и он услышал голос Лейрда:

— Тревор! Ради Бога, не спеши так. Подожди меня! Где ты, черт возьми?

И тогда Армстронг нанес удар.

Лейрд увидел, как что-то большое, черное неуклюже выступило из тени. Из прорези черного капюшона на него смотрел единственный глаз. Вскрикнув, Лейрд резко остановился, развернулся и хотел было убежать, но в этот момент Армстронг с невероятной силой ударил его кулаком и сбил с ног. Лейрд без чувств рухнул на тускло сверкающие в ночи камни у подножия стены. А Джордан, почувствовав, что сила, державшая в руках его волю, несколько ослабла, повернул назад.

Он увидел огромную фигуру в черном балахоне, склонившуюся над бесчувственным телом Лейрда. Потом неизвестный взвалил тело на свои мощные плечи и выбросил его в пустоту через амбразуру в стене. Мгновение спустя раздался всплеск воды, постепенно море стихло, но послышался другой звук... Как раз в тот момент, когда фигура в черном обернулась к Джордану, тишину нарушили чьи-то торопливые шаги...

Свет факела разрезал ночную тьму, словно сверкающее лезвие ножа, качаясь то влево, то вправо.

— Тревор, Кен, где вы? — громкий голос Манолиса Папастамоса нарушил мрачное безмолвие.

— Будь осторожен! — раздался в голове Джордана чужой голос, но на этот раз он звучал глухо и обращался явно не к нему. Теперь он не приказывал, а советовал. И тогда Джордан догадался, что его телепатическое сознание уловило то, что предназначалось не ему, а человеку в черном. — Не допускай, чтобы тебя увидели и поймали!

Снизу, из-под стены, послышались всплески воды и отчаянный крик Дейрда. Кен Лейрд был жив! Но Джордан совершенно точно знал, что его друг не умеет плавать. Усилием воли он заставил себя подойти к амбразуре в стене и заглянуть вниз. Все это время где-то в глубине своего сознания он ощущал присутствие чуждого ему разума — на этот раз смятенного, разъяренного, словно дикий кот. Но он уже не владел Джорданом так безраздельно, как прежде!

Подбежал Папастамос. Его тонкая фигура стремительно возникла из темноты, и в ту же минуту другая фигура — массивная и черная — отступила в тень.

— Ман... Манолис, — с трудом прохрипел Джордан, — вы... выгляните наружу!

Грек резко остановился, поднял выше факел и осветил им лицо Джордана.

— Тревор?

Темнота взорвалась — и Армстронг нанес сокрушительный удар прямо в лицо Папастамосу. Грек отлетел и растянулся на земле. От упавшего факела во все стороны полетели искры. Человек в черном бежал по молу обратно к городу. Выругавшись по-гречески, Папастамос схватил факел, как раз в тот момент катившийся мимо него, и направил его вслед бегущей фигуре, пытаясь получше ее рассмотреть. Он успел увидеть тень, скользнувшую по стене, подобно гигантскому крабу, и скрывшуюся в море. Однако у Папастамоса в распоряжении имелся не только факел.

Его “Беретта 92S” выстрелила пять раз подряд, выплевывая свинец вслед удаляющейся темной фигуре. Раздался крик, потом завывание, но шаги не стихли.

— М-М-Манолис! — Джордан с трудом заставлял подчиняться собственный голос. — К-К-Кен... он... в... воде!..

Грек вскочил и бросился к краю стены. Снизу доносились крики, кашель, плеск воды — там барахтался, из последних сил борясь за жизнь, человек. Ни секунды не сомневаясь, не думая о собственной безопасности, Папастамос вскарабкался на амбразуру и прыгнул в море...

Янош Ференци все еще сидел на диване возле окна на втором этаже таверны Дакариса. Он с такой силой сжал трехпалой правой рукой стакан, что тот треснул и разлетелся на куски. Во все стороны полетели осколки, по пальцам потекло вино, смешанное с кровью. Даже если Янош и почувствовал боль, на лице его ровным счетом не отразилось ничего. Оно оставалось бледным и мрачным, уголок рта подергивался.

— Янош... мой господин... — издалека донесся до него голос Армстронга, находившегося не менее чем в трехстах ярдах от него. — Я ранен...

— Серьезно?

— В плечо. И я не смогу служить вам, пока не поправлюсь. Не более одного-двух дней.