Клайв Баркер - Проклятая игра

Наконец он достиг ограды в том месте, откуда, по его предположению, исходил шум собак. Все огни в обоих направлениях работали — нигде не было видимых повреждений. Несмотря на уверяющую корректность сцены, что-то во всем этом, в этой ночи и ласковом ветре, было не так. Может быть, темнота была не слишком милостивой и теплый воздух был не слишком подходящим для времени года. В его животе началось подрагивание; его мочевой пузырь был переполнен пивом. Было досадно, что поблизости не было собак, которых можно было слышать или видеть. Либо он ошибся в определении их положения, или они исчезли отсюда, преследуя кого-то, или, появилась безумная мысль, преследуемыекем-то.

Покрытые колпаками фонари наверху ограды качались под свежими порывами ветра, все вокруг дрожало в мерцающем свете. Он решил, что не сможет идти дальше, пока не облегчит свой болящий мочевой пузырь. Он выключил фонарь, засунул его в карман и расстегнул штаны, отвернувшись от света и ограды. Было величайшим облегчением точиться в траву, физическое удовольствие заставило его радостно вскрикнуть.

Полдела было сделано, и тут позади него фонари замигали. Поначалу он решил, что все это шутки ветра. Но нет, они действительно мигали и медленно гасли. По мере того, как они меркли, справа от него по периметру собаки завелись снова, в их лае чувствовались злость и паника.

Он не мог перестать мочиться, поскольку уже начал, и в течение нескольких секунд он проклинал свою неспособность контролировать свой мочевой пузырь. Когда все было сделано, он застегнулся и побежал по направлению к гвалту. Когда он отошел, фонари позади, дрогнув, загорелись снова, их провода издавали мерное гудение. Но они были расположены слишком редко вдоль ограды, чтобы предоставить полную картину. Между ними расползались клочья темноты и только у одного из десяти столбов была полная ясность, у других же девяти — ночь. Невзирая на ужас, растущий у него внутри, он пробегал эти промежутки, ограда мигала позади него. Свет, темнота, свет, темнота…

Впереди показалась живописная картина. В пятне света, отбрасываемого одним из фонарей, стоял нарушитель. Собаки были повсюду — у его ног, на его груди, кусая и терзая его. Человек же все еще стоял прямо на слегка раздвинутых ногах, пока они вертелись вокруг.

Марти понял, что сейчас он будет наблюдать резню. Собаки были безжалостны, разрывая пришельца со всей своей яростью. Странно, но, несмотря на злобу их атаки, их хвосты были поджаты, а низкое рычание, которое они издавали, носясь по кругу и отыскивая уязвимые места, было без сомнения наполнено страхом. Джоб, как он заметил, даже не пытался кусаться — он просто скакал вокруг, прищурив глаза, и наблюдал за героизмом остальных.

Марти стал отзывать их, используя властные, простые команды, которым его научила Лилиан.

— Стоять! Сол! Стоять! Дидона!

Собаки были великолепно надрессированы — он не один раз видел, как они проходили подобные тренировки. Сейчас, несмотря на интенсивность их злости, они отпустили свою жертву, как только услышали команды. Неохотно они попятились назад, прижав уши и оскалившись, не сводя глаз с незнакомца.

Марти направился к пришельцу, который стоял в кольце собак, шатаясь и истекая кровью. Оружия у него не было видно; он выглядел скорее как провинившийся, нежели как возможный убийца. Его простая темная куртка была разодрана на части после нападения; в дырках виднелась кровоточащая кожа.

— Уберите их… от меня, — сказал он болезненным голосом. Все его тело было покрыто укусами. В нескольких местах, особенно на ногах, куски мяса были вырваны совсем. Два сустава его среднего пальца на левой руке были откусаны и болтались на сухожилии. Трава вокруг была забрызгана кровью. Марти восхитило, что человек все еще стоял прямо.

Собаки по-прежнему еще окружали его, готовые по первой команде повторить атаку; одна или две из них смотрели на Марти с нетерпением. Они жаждали прикончить свою страдающую жертву. Но несчастный не показывал им ни малейшего признака страха. Он просто смотрел на Марти, и эти глаза были булавочными остриями в мертвенной белизне.

— Не двигайтесь, — сказал Марти. — Если вы хотите остаться живым. Если вы попытаетесь бежать, они приволокут вас обратно. Вы поняли? Они не слишком-то меня слушаются.

Тот ничего не сказал, только смотрел. Его мучения, как знал Марти, были сильными. Он был не молод. Его несвежая щетина казалась скорее серой, чем темной. Череп, несмотря на вялую восковую плоть, был крепким и мощным, а лицо носило отпечатки страданий и утомления, возможно, даже трагедии. То, как он мучается, было видно только по сальному блеску его кожи и сведенным мускулам лица. Его взгляд был твердым и таил в себе угрозу.

— Как вы сюда попали? — спросил Марти.

— Уберите их отсюда, — произнес человек. Он говорил так, словно ожидал, что ему станут подчиняться.

— Пойдемте со мной в дом.

Тот покачал головой, явно не желая даже обсуждать эту возможность.

— Уберите их отсюда, — повторил он.

Марти подчинился его власти, сам не зная почему. Он позвал собак по именам. Они отошли к его ногам с упреком глазах, разочарованно отдающие свою жертву.

— Теперьпойдем в дом, — сказал Марти.

— Нет нужды.

— Господи, да вы же истечете кровью до смерти.

— Я терпеть не могу собак, — сказал человек, по-прежнему не сводя глаз с Марти. — Мы оба терпеть не можем.

У Марти не было времени, чтобы ясно подумать о том, что говорил незнакомец, он хотел предотвратить ухудшение ситуации. Потеря крови, конечно, ослабила человека. Если он упадет, то Марти не был уверен, что сможет удержать собак от добивания жертвы. Они столпились у его ног, раздраженно поглядывая на него; он чувствовал их горячее дыхание.

— Если вы не пойдете добровольно, я поведу вас силой.

— Нет. — Пришелец поднял свою пораненную руку на уровень груди и взглянул на нее.

— Я не нуждаюсь в вашей доброте, благодарю вас, — сказал он.

Он перекусил сухожилие изувеченного пальца, как швея перекусила бы нитку. Изуродованные суставы отлетели в траву. Затем он сжал свою кровоточащую руку в кулак и засунул ее за пазуху своей разодранной куртки.

— Боже всемогущий, — произнес Марти. Внезапно фонари на ограде замигали вновь. Только на этот раз они выключились одновременно. В этой внезапной темноте Сол заскулил. Марти знал голос собаки и разделял его восприятие.

— Что случилось, парень, — спросил он у собаки, моля Бога, чтобы тот ответил. И вдруг темнота исчезла — что-то осветило все вокруг, но не электричество и не звездный свет. Источником освещения был пришелец. Он начал светиться слабым светом. Свет струился из кончиков его пальцев и из кровавых ран в его одежде. Он покрывал его голову мерцающим сероватым облаком, в котором не было ни плоти ни костей — свет вырывался из его рта, глаз и ноздрей. Теперь свет начинал принимать формы, или так казалось. Все так казалось. Из потока света создавались фантомы. Марти различил собак, затем женщину, затем лицо; все и, возможно, ничего из этого, поток призраков, которые изменялись, прежде чем застывали. И в центре этого моментального феномена глаза пришельца уставились на Марти — ясные и холодные.