Сергей Алексеев - Мутанты

Почудилось, явился к ней воочию и пальцем погрозил:

«Не шали! Все вижу! А теперь посмотри, на кого променять меня вздумала».

Оксана в тот же миг очнулась, глянула на избранника и в ужас пришла: лысый, косоротый, брюхо из штанов вываливается, а на лице улыбка блудливая. Сразу же видно, совратит, попользуется девичьим доверием и покинет…

И сказала ему по простоте душевной:

— Жених у меня есть, верна ему много лет. Развлекать и ублажать можешь, но к телу прикасаться не смей.

Тот мгновенно и реальность окончательно утратил, и опору под собой потерял — оттого, должно быть, его ветром и

сдуло.

Потом еще одно увлечение было — молодой специалист, пришедший на «скорую» после ординатуры. Лет на семь моложе, но не мальчик — муж, взрослый не по годам, серьезный и в чувствах сдержанный. Этот много слов не говорил, а сразу начал дорогие вещички преподносить: перстенек, сережки, броши, цепочки — все золотое, с камушками, а это к чему-то обязывает. Смущало, что подарки не новые, не из ювелирного магазина, да он намекал, дескать, наследство досталось богатое. А в глубинку приехал из романтических побуждений, ибо с давних пор мечтал стать воспетым в литературе земским врачом. И ухаживал красиво, как в кино, любил сюрпризы делать, цветы домой присылать, дня не проходило без знаков внимания. Не то чтобы уж сильно, но закружилась голова, когда он замуж предложил, причем, чтоб официально, с регистрацией и венчанием. Уже кольца обручальные купил и даже в доказательство своей пылкой любви хотел ее фамилию взять, мол, его не совсем благозвучная — Гузка.

И опять Юрко ей привиделся.

«Не верь, обманет! — предупредил. — Потом сама себе не простишь! А я приеду, строго спрошу!»

Пожалуй, не удержалась бы и голоса его не послушала, но кавалер вдруг раз, и пропал на несколько дней. Потом милиция приехала, предложили добровольно сдать все подарки в качестве вещественных доказательств: оказалось, ухажер в харьковской «скорой» прежде работал, фельдшером, и когда ездил по вызовам, чистил квартиры в паре с медсестрой, своей сожительницей. Ее с поличным прихватили, и она, спасая своего возлюбленного, все кражи на себя взяла. Он выкрутился, прошел свидетелем и потом уехал в Братково, чтоб про врачующего вора подзабыли.

Так что Мыкола Волков, который норовил всего лишь по-обнимать, потискать да пооблизываться, и даже прапорщик Чернобай со своей юношеской гиперсексуальностью были честнее, чем другие.

Оксана уже подъезжала к Братково, когда сзади замелькали фары. Ей подумалось, неужели это настойчивый американец, и даже весело стало, поскольку его пошлые, змейские речи все еще были на слуху и слегка будоражили душу. Но нет, оказалось, Мыкола — обогнал, остановился и бежит навстречу, словно машину обнять хочет. Она притормозила, а Волков с ходу на пассажирское сиденье плюхнулся и руку схватил:

— Ну вот, краса моя ненаглядная, наш час настал! Предлагаю тебе руку и сердце! Выходи за меня! Я свободный мужчина!

Она предчувствовала, что это когда-нибудь случится с Волковым. И с Чернобаем должно было случиться — слишком уж долго манежила этих хлопцев…

— Ты, может, и свободен, Мыкола, — сказала Оксана и по щеке его погладила, — да мое сердце занято. Знаешь ведь, я до сих пор Юрко люблю.

— Это твои отговорки! — Волков проявлял крайнюю, не знакомую прежде решительность. — Не любишь ты его. И не вешай мне лапши! Поехали к твоему отцу. Я с ним договорился.

— Договорился? — изумилась она.

— Как полагается по старому обычаю. Посвататься, чтоб все серьезно!

— И тату согласие дал?

— Слово дал!

— Это он поспешил! — засмеялась Оксана и отняла руку. — Ты бы хоть поухаживал за мной, для порядка. Подарков бы каких-нибудь надарил, букетик…

— А я тебе все сразу подарю. Все, что есть. И себя самого!

— О, это очень дорогой подарок для меня. Не приму!

— Почему?

— Не нужен ты мне, Мыкола. Особенно после Тамарки. Чтобы я, после нее? Никогда!

Он глянул исподлобья, незнакомо и жестко, по-волчьи.

— Ты не оставляешь мне выбора, — внезапно выдернул ключи из замка зажигания. — Силой возьму. Здесь и сейчас. Ты доигралась, девочка.

Эти слова у него были чужими, наверняка где-то услышанными и взятыми на вооружение. Оксана в тот миг подумала, что с ней так и надо — резко, решительно и силой. Тогда, может быть, вылетит блажь из головы…

Но достала монтажку из кармана дверцы:

— А тебе уже приходилось? Насиловать беззащитных девушек?

Показалось, он щелкнул зубами и отвернулся. Оксана решила не дразнить его — на всякий случай:

— Остынь, Мыкола. Ты же знаешь, я Юрко люблю.

— Ну да, твой Юрко лучше всех! — как-то по-ребячьи огрызнулся тот.

— Он не лучше, он хуже всех! Он, подлый, измучил меня. Который год томлюсь, как в тюрьме! Найди еще такую дуру, чтоб столько ждала!

— Брось его! Забудь! И выходи за меня!

Она положила голову на руль, спрятала лицо за рассыпавшимися волосами.

— Брошу! — проговорила клятвенно. — Но сначала дождусь. Я ему устрою! Я ему отомщу за свою юность!

Утром бабка Сова проспала до девяти — пока со сватом провозилась, пока его домой с Оксаной отправила, да на дедовой половине прибралась, и только в четвертом часу спать легла. Тут же подскочила и сразу побежала в козлятник. Коза привыкла к ранней дойке и теперь орала на всю округу.

Но едва присела возле нее и взялась за соски, как почуяла — кто-то шелохнулся за спиной. Бывало, козел из ревности ее бодал, и хоть получал не раз по рогам, все равно иногда ткнет лбом в спину, а сам наутек.

— Вот только попробуй! — пригрозила она, не оборачиваясь.

И вдруг услышала гортанный, чудной голос:

— Ыррын баба… Сулум алкум, ыррын баба.

Глаза скосила, и подойник выпал из рук — леший! В ясли козлятника забрался и сидит, глазами морг, морг…

— Батюшки! — охнула. — И говорить умеет…

— Тундара як, кубатыныны ойху! Ай — яй-яй…

Сова подойник подняла и к стенке, за козла на всякий случай встала.

— Знаешь что? Ты иди-ка отседова! Нечего по чужим козлятникам прятаться!

— Баба Игылыз! — заблеял незваный гость и сделал попытку вылезти из яслей.

— Не знаю, кто ты — мудант или леший… — строже проговорила она. — Добром прошу, иди! Я женщина одинокая, защитить некому…

И глазами вилы поискала. А чудище это привстало и говорит:

— Дыд Кур, баба Сава!

— Чего-чего?

— Саха-Якутия! Юрко!

— При чем здесь Якутия? — На миг она растерялась. -

И Юрко?

— Юрюнг манна!.. Тундара жил. Саха — Якутия! Тунда-ра олень курдунг! Юрко!