Марьяна Романова - Приворот

– Мне бабушка говорила, что с могил ничего брать нельзя – ни иконок, ни угощения, ни цветов.

Покойник будет считать, что его обокрали, рассердится, отыщет тебя, да еще и своих на подмогу приведет.

– Глупости какие, Нин, – фыркнула красавица. – Сама-то веришь? Придут целой толпой зомби, да, и разберут меня по косточкам.

– Бабушкин сосед так умер, – хмуро заметила Нина, глядя себе под ноги, на кеды, перепачканные землей. – Выпивал он… И вот деньги кончились, а кто-то посоветовал на погост пойти – там, на могилках, всегда и водка стоит, и закуска. Он такой радостный вернулся, навеселе. Во дворе всем рассказывал – вроде как на бесплатную дегустацию сходил. На каждой могилке стопка, и хлебушек тебе там, и конфетки. А потом он начал медленно с ума сходить, кошмары ему снились. Якобы по ночам к нему какие-то дети приходят, сидят на краю кровати и руки к нему тянут, и холод от них жуткий идет. Дядьку этого потом в дурку забрали, где он и помер, во сне.

Красавица, а вслед за ней и все остальные, рассмеялись.

– Мне нравится, что именно дети приходили. Мужиииииик, отдай нашу вооооодку, – понизив голос, завыла она. – Нин, да он просто до белой горячки допился. Глюки у него начались, понимаешь… Ребят, ну кто самый смелый? Принесите цветок!

Нину больше никто не слушал. Самый проворный из парней, Володей его звали, перепрыгнув через оградку и порвав штанину о какой-то куст, сорвал лилию – правда, далось ему это с трудом, цветок словно сопротивлялся – как если бы не тонкий стебель, а дерево пытались голыми руками из земли выкорчевать.

В какой-то момент парень даже коротко и вроде бы испуганно вскрикнул, однако быстро взял себя в руки – он знал, что трусость карается если не исключением из компании, то уж, по крайней мере, неиссякаемыми насмешками. Вернувшись победителем, он передал красавице цветок и отер руку о куртку, слегка поморщившись.

– Что с тобой? – кто-то спросил. – Порезался, что ли?

– Пустяки, просто оцарапался.

– Ничего себе, оцарапался, – красавица схватила его за руку, – да у тебя кровь идет, вся ладонь изрезана!

– Говорю же, оцарапался неудачно. – Он грубовато отнял руку. – К утру пройдет все. Лучше пива мне дайте.

В ту ночь разошлись рано. Обычно сидели до тех пор, пока кости не начинали казаться вырубленными изо льда – особенно осенью. Пытались насладиться свободой в предвкушении зимы.

Когда наступали холода, они собирались той же компанией у кого-нибудь в подъезде – точно так же покупали дешевые коктейли в алюминиевых банках, точно так же болтали, но в этих посиделках уже не было особенной атмосферы тайного клуба. Да и соседи, недовольные, что в их подъезде курит и громко смеется молодежь, то и дело обещали вызвать участкового.

Вернувшись домой, красавица аккуратно прокралась в комнату родителей, стащила из серванта красивый хрустальный графин и поставила в него лилию – у изголовья своей кровати. Странное у нее было настроение – спокойная торжественность, как у девушки из прошлого, предвкушающей первый бал. Как будто бы ее ожидало что-то особенное, прекрасное, некое удивительное приключение – хотя на самом деле ничего, кроме очередного унылого учебного года в библиотечном техникуме да родительских скандалов, ее не ждало.

И все-таки даже сны в ту ночь к ней приходили странные. Снилось, что она идет по залитой солнцем пустынной улице, и вдруг подходит к ней незнакомая девушка, брюнетка в белом льняном платье и шерстяном, не по погоде, шарфике, должно быть, ровесница ее, не больше шестнадцати. Берет ее за руку и по-детски так говорит: «А давай дружить!», и красавица открыто и радостно отвечает: «А давай!» – и дальше они идут уже вместе.

– Меня Лидой звать, а тебя? – говорит незнакомка.

– Варя, – представляется красавица. – Я тебя раньше на нашей улице никогда не видела.

– А я из Ленинграда, – улыбается Лида и перекидывает косу через плечо. А коса длинная, почти до колен доходит. – К тетке погостить приехала.

– Погостить… – задумчиво повторила красавица, исподтишка разглядывая новую подругу, ее точеный спокойный профиль, бледное лицо, странное мятое платье и старый шарф.

В реальной жизни она бы ни за что не пошла рядом с таким старомодным чучелом, и на легкомысленное «давай дружить!» ответила бы разве что движением плеча и насмешливой ухмылкой. Во сне же – словно сестру, с которой в детстве разлучили, встретила.

– Ага, погостить… А ты знаешь, что слово «погост» произошло от «погостить»? – Лида рассмеялась, откинув голову. – Смешно, правда?

– Ничего смешного, – помолчав, ответила Варя. – Да и домой мне пора. Родители ждут.

– Если ждут, так надо идти… А то осталась бы… погостить! – Брюнетка подмигнула и растянула губы в улыбке, взгляд ее при этом оставался внимательным и серьезным.

А когда Варя уже отошла на несколько десятков шагов, та вдруг крикнула в спину ей:

– Стой, стой, я же показать тебе забыла, самое важное!

И, когда красавица недоуменно обернулась, Лида размотала шарф. На ее шее выделялась страшная темно-фиолетовая, как синяк, полоса – как будто бы ее удавить пытались.

Варю затошнило, новая же ее подруга невозмутимо улыбалась, явно довольная произведенным эффектом. Она шла, нелепо пританцовывая, конечности ее двигались как бы сами по себе, а голова в какой-то момент слабо откинулась назад, хрустнули позвонки, но Лида рукой решительно вернула ее на место, при этом челюсти с глухим стуком сомкнулись, как будто бы она была большой страшной куклой.

Варя повернулась и побежала к дому и все время до тех пор, пока не пробудилась, слышала за спиной насмешливый голос: «Куда же ты… Неужели не понравилось ожерелье мое… Хочешь скажу, где брала? Да постой! Вот чокнутая!»

Наконец кто-то потряс ее за плечо, с криком Варя открыла глаза и обнаружила себя в постели, а рядом испуганную мать.

– Что орешь, будто на пожаре? Всю ночь орала, спасу нет. Нашляется где-то, напьется не пойми чего, а потом кошмарит ее. А нам с отцом на работу. Вот запру дома, будешь знать.

Варя подтянула одеяло к подбородку и облизнула пересохшие губы. Никогда в жизни она так не радовалась пробуждению.

– Мам… Сколько времени? – Голос у нее был сам не свой, хриплый, и горло саднило, как будто иголок наглоталась.

– Половина двенадцатого уже! А принцесса все дрыхнуть изволит… Да еще и пахнет тут у тебя… как в склепе…

Взгляд женщины вдруг наткнулся на лилию в хрустальном графине. За ночь цветок стал еще прекраснее – налился соком, приоткрыл лепестки.

– А это еще что такое?!

– Мам… Ну цветок просто, пацаны подарили… Слушай, а что ты не на работе в такое время?

– Ну, я удивляюсь, как можно до того крепко дрыхнуть, что не слышать ничего? – проворчала мать, уходя из Вариной комнаты. – Ураганный ветер утром был. Дождь стеной. Штормовое предупреждение по радио объявляли. Ты в окно хоть бы выглянула – даже в нашем дворе крышу у сторожки почти сорвало. Говорят, полгорода разрушено, а на кладбище вашем любимом половину крестов и памятников выкорчевало… Кстати, тебе подружка звонила утром, Нина какая-то. Как я поняла, с кем-то из твоих бездельников приключилось что-то. И поделом. Нечего по ночам шляться.