Гильермо дель Торо - Штамм. Начало
– Знаете… есть еще один момент… – Редферн замялся, на его лице отразилась неуверенность. – Я кое-что помню, но не думаю, что это будет сколько-нибудь вам полезно…
– Мы выслушаем все, что вы сможете нам рассказать, – заверил пилота Эф.
– Видите ли, когда я отключился… мне кое-что приснилось… кое-что очень давнее… – Капитан огляделся, словно ему вдруг стало стыдно своих слов, и продолжил уже шепотом: – Когда я был маленьким… по ночам… я спал на большой кровати в доме бабушки. И каждую ночь, в полночь, когда в расположенной неподалеку церкви били часы, я видел тварь, которая появлялась из-за старого гардероба. Каждую ночь, без исключений, тварь высовывалась из-за гардероба… у нее была черная голова, длинные руки, костлявые плечи… высовывалась и впивалась в меня…
– Впивалась? – переспросил Эф.
– Я хочу сказать, впивалась взглядом… Рот кривой, словно иззубренный… Черные тонкие губы… Она смотрела на меня и… и улыбалась.
Эф и Нора слушали как зачарованные. Они вовсе не ожидали такого откровенного признания, да и интонация производила впечатление: пилот говорил сонным голосом, словно пребывал в трансе.
– Потом я начинал кричать. Бабушка включала свет и брала меня в свою кровать. Это продолжалось год. Я называл тварь «господин Кровосос». Из-за кожи… Его черная кожа выглядела так же, как у пиявок, которых мы ловили в соседнем ручье. Меня осматривали детские психиатры, они беседовали со мной, потом назвали все это «ночными страхами» и объяснили причины, вызывающие их появление… Но каждую ночь Кровосос возвращался. Каждую ночь я прятал голову под подушку, чтобы укрыться от него… только это не помогало. Я знал, что он рядом, в моей комнате… – Редферн поморщился. – Спустя несколько лет мы переехали, бабушка продала гардероб, и больше я эту тварь не видел. Впоследствии она мне никогда не снилась.
Эф внимательно выслушал пилота:
– Вы уж извините, капитан… но каким образом ваши детские воспоминания связаны с…
– Я к этому и веду, – ответил Редферн. – Между посадкой и моим пробуждением здесь прошло какое-то время. Из всего этого времени я помню только одно: он вернулся. Вернулся в мои сны. Я снова увидел господина Кровососа… И он улыбался.
Вторая интерлюдия
Пылающая яма
Его ночные кошмары разнообразием не отличались: голый Авраам, старый или молодой, стоял на коленях у края огромной ямы. Внизу горели тела, а нацистский офицер шел вдоль ряда поставленных на колени узников и стрелял им в затылок. Пылающая яма находилась позади лазарета в концентрационном лагере, который назывался Треблинкой. Узников, слишком старых или больных, которые уже не могли работать, уводили в бараки с красными крестами на белых стенах, а потом отправляли в яму. Юный Авраам видел многих, кто умер там, а однажды сам едва не последовал за ними.
Он старался не привлекать к себе внимания, работал молча, беспрекословно выполнял все приказы. Каждое утро он накалывал себе палец и втирал по капле крови в каждую щеку, чтобы на поверке выглядеть здоровым.
Впервые он увидел яму, когда ремонтировал нары в лазарете. В шестнадцать лет Авраам Сетракян носил желтую нашивку мастерового. Он не получал за это никаких льгот, не был чьим-то любимцем, он был невольником с талантом к работе по дереву, а в лагере смерти это приравнивалось к таланту к жизни. Сетракян представлял определенную ценность для нацистского гауптмана, который безжалостно его эксплуатировал, не давал отдыха, но при этом не убивал. Сетракян ставил столбы, на которые потом натягивали колючую проволоку, выстругивал доски для библиотечных стеллажей, ремонтировал железнодорожные пути. А на Рождество 1942 года вырезал несколько красивых курительных трубок для старшины украинских охранников.
Благодаря своему умению Аврааму удавалось держаться подальше от пылающей ямы. В сумерках он видел ее жуткий отблеск; иногда до его мастерской доносились запах горящей плоти и вонь бензина, и тогда они смешивались с ароматом опилок. А сердце охватывал страх, словно яма навеки вошла в него.
До нынешних дней Сетракян ощущал эту яму в сердце всякий раз, когда испытывал приступ страха, – при переходе через темную улицу, при закрытии магазина, при пробуждении от кошмарного сна, – и тогда обрывки воспоминаний возвращались. Он на коленях… голый… молящийся… В своих снах он физически ощущал приставленный к затылку ствол пистолета…
Концентрационные лагеря выполняли одну функцию – убивать. Треблинка выглядела как железнодорожная станция – с расписаниями, туристическими плакатами, зелеными насаждениями, скрывающими колючую проволоку. Сетракяна доставили туда в сентябре 1942-го, и с тех пор он все время работал. «Зарабатывал на возможность дышать» – так он это называл. Тихий, молодой, хорошо воспитанный, исполненный мудрости и сострадания, он помогал всем, кому мог, и все время молился. Разумеется, молча. И пусть не проходило дня, чтобы Авраам не видел, сколь жестоко одни люди относятся к другим, он верил, что Бог приглядывает за всеми.
Но вот пришла зимняя ночь, когда Авраам, взглянув в глаза ходячего мертвеца, увидел дьявола. И тогда понял, что мир устроен не так, как ему думалось раньше.
Случилось это после полуночи. Лагерь был необыкновенно тих. Ветер не шумел в кронах лесных деревьев, а холод пробирал до костей. Сетракян бесшумно ерзал на нарах и слепо смотрел в окружающую его темноту. И вдруг услышал:
Тук-тук-тук.
Как и рассказывала бабушка… точно такой звук, как она говорила… от этого стало еще страшнее.
У Авраама перехватило дыхание, он ощутил в сердце пылающую яму. В углу барака шевельнулся мрак. Огромная тварь, гигантская костлявая фигура, отслоившись от чернильной темноты, шла среди спящих товарищей Авраама.
Тук-тук-тук.
Сарду! Или тварь, которая когда-то вселилась в него. Кожа монстра сморщилась, потемнела, слилась со складками болтающейся на нем одежды. Тварь напоминала ожившую чернильную кляксу. Двигалась легко, без всяких усилий, будто фантом, плывущий над полом. Ногти на ногах, скорее, когти мягко скребли по деревянному полу.
Но ведь… такого не может быть! Авраам живет в реальном мире. И зло реально. Реальное зло окружает его со всех сторон. А этот монстр реальным быть не может. Он – персонаж бобе майсе, бабушкиной сказки… Ах, бобе…
Тук-тук-тук.
В считаные секунды давно умершая тварь поравнялась с Авраамом. Юноша почувствовал ее запах – запах прелых листьев, земли и плесени. Даже смог разглядеть контуры лица и тела. А потом тварь повернулась к нарам по другую сторону прохода. Наклонилась, принюхалась к шее Задавского, молодого, очень трудолюбивого поляка. Тварь чуть ли не доставала головой до крыши барака, она дышала тяжело, возбужденно, словно ее обуревал голод. Монстр перешел к следующим нарам, и его лицо попало в полосу света, струившегося из окна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});