Кассандра Клэр - Механическая принцесса

Вновь и вновь перед ее мысленным взором представали то красные, обожженные руки Уилла, то Джем, потрясенный письмом Мортмейна, то жалкая горстка серебра, которую ей удалось собрать с пола. А еще Сесилия, обнимавшая брата, и Джем, с болью просивший прощения у Уилла.

Все это было мучительно. И Джем, и Уилл испытывали боль, а она любила их обоих, и их боль передалась ей. Мортмейну нужна была именно она, Тесса. Из-за нее у Джема закончилось серебро, из-за нее страдал Уилл. Она ушла из гостиной только потому, что была уже не в силах оставаться там. Как они, объединенные взаимной любовью, могли причинять друг другу столько боли?

Тесса отложила расческу и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вид у нее был усталый, под глазами залегли тени, совсем как у Уилла, когда он целый день просидел с ней в Библиотеке, разбирая бумаги Бенедикта, переводя отрывки, написанные на латыни, греческом или на языке чистилища[13]. Склонив голову, Уилл быстро водил пером по бумаге. Было странно видеть его погруженным в работу и при этом вспоминать стоявшим на пороге дома Магнуса Бейна и Булей и обнимавшим ее. При свете дня лицо Уилла выглядело непроницаемым. Он не проявлял ни враждебности, ни холодности, но при этом ни разу не улыбнулся ей и ни словом не обмолвился о том, что произошло ночью.

Тессе хотелось спросить его, о чем он говорил с Магнусом, когда тот увел его. Если бы Магнус сообщил что-то новое, важное для них, Уилл рассказал бы, ведь у нее никогда не было повода усомниться в его честности. Впрочем, если бы хоть кто-то из них был нечестен, подумала Тесса, все, вероятно, сложилось бы совсем по-другому, не так страшно.

Теперь она понимала, что, предложив отправиться к Мортмейну, она совершила глупость, но ее порыв можно объяснить. Ей было невыносимо сознавать, что она является причиной всех бед и ничего, ровным счетом ничего не предприняла для того, чтобы предотвратить их. Если бы она сдалась Мортмейну, Джем получил бы возможность еще пожить, они с Уиллом остались бы побратимами, и все пошло бы своим чередом, как если бы она и не появлялась в Институте.

Тесса понимала, что время повернуть вспять невозможно и что от чувств, которые объединяли их троих, никуда не деться. Она ощущала внутри звенящую пустоту, словно какая-то часть ее естества бесследно исчезла, парализовав ее, лишив жизненных сил. Одна половина ее души стремилась к Уиллу, посмотреть, зажили ли ожоги на его руках, сказать, что она все, все поняла. Другая же подталкивала броситься к Джему и вымолить у него прощение. Раньше они никогда не злились друг на друга, и Тесса понятия не имела, как разговаривать с Джемом, когда он впал в состоянии ярости. Может, он разочаровался в ней и теперь решит разорвать помолвку? Так или иначе, мысль о том, что такое может произойти, была ей невыносима.

Послышался слабый шорох. Тесса вздрогнула и посмотрела по сторонам. Может, ей показалось? Она очень устала, и ей хотелось позвать Софи, чтобы та помогла раздеться, а потом улечься с книгой в постель. «Замок Отранто», который она сейчас читала, прекрасно помогал отвлечься.

Девушка собралась было позвонить в колокольчик, но тут шорох повторился, и на этот раз более настойчиво. Она прислушалась – в коридоре кто-то тихонько царапался. Не без трепета Тесса подошла к двери и распахнула ее.

У ее ног припал к полу Чёрч, серо-голубая шерстка взъерошена, в глазах застыла ярость.

На шее кота был завязан пышный бант, на конце которого болтался свернутый в трубочку листочек бумаги. Тесса нагнулась, почесала Чёрча за ушком и развязала бант. Кот, не теряя ни секунды, скрылся за углом коридора.

Развернув бумагу, Тесса прочла ее. Знакомым почерком с завитушками в ней было написано:

Встретимся в музыкальной комнате. Дж.

– Здесь ничего нет, – сказал Габриэль.

Они с Гидеоном находились в гостиной. Шторы были задернуты, и если бы не колдовской свет, в комнате стояла бы кромешная темнота. Габриэль пробегал глазами разложенную на столе переписку Шарлотты.

– Как это ничего? – спросил Гидеон, стоявший на страже у дверей. – Там же куча писем. В одном из них, должно быть…

– Ни возмутительного, ни скандального, ни даже интересного – ничего, – пожал плечами Габриэль. – Да, есть письма из Идриса, от ее дядюшки, у него, похоже, подагра.

– Замечательно, – пробормотал Гидеон.

– Что же они вообразили? – Габриэль взял в руки пачку писем и потряс ею. – Что Шарлотта причастна к каким-то темным делам? Что она собирается предать Конклав и Совет? Если бы мы знали, в чем ее подозревают, можно было бы убедить их в ее невиновности.

– И если бы Консул Вейланд только того и желал – убедиться в ее невиновности, – сказал Гидеон. – Но, похоже, он просто хочет ее на чем-то поймать. Он или те, кто руководит им, члены Совета. Дай-ка мне вон то письмо.

– От дядюшки? – засомневался Габриэль, но все ж протянул письмо.

Гидеон склонился над столом, взял перо и в свете колдовского огня стал сочинять послание Консулу.

В тот момент, когда он подул на чернила, чтобы те побыстрее высохли, дверь в гостиную распахнулась. Гидеон испуганно выпрямился. Комнату залило желтоватое сияние, намного ярче колдовского огня. Габриэль прикрыл глаза рукой и заморгал. В голову пришла запоздалая мысль, что перед визитом сюда надо было нанести Руну ночного видения. Вообще-то он думал об этом, но руны сходят не сразу и могли вызвать вопросы. Пока его глаза привыкали к свету, Гидеон ошеломленно воскликнул:

– Софи!

– Мистер Лайтвуд, я же просила вас не называть меня так, – холодно произнесла девушка.

Зрение Габриэля восстановилось, и он увидел, что Софи стоит в дверном проеме, держа в руках зажженную лампу. Когда она увидела Габриэля, все еще державшего в руке пачку писем, глаза ее сузились.

– Вы… Это что, письма миссис Бранвелл?

Габриэль поспешно положил пачку на стол:

– Я… мы…

– Вы что, читали ее переписку? – в ярости спросила Софи, в эту минуту напоминавшая Ангела-мстителя.

Габриэль бросил на брата быстрый взгляд, но Гидеон словно язык проглотил.

Насколько было известно Габриэлю, за всю свою жизнь брат ни разу не взглянул дважды в сторону какой-нибудь Сумеречной охотницы. Но на эту примитивную, лицо которой покрывали шрамы, он смотрел так, будто она была утренней звездой. Факт необъяснимый, но вместе с тем и неоспоримый. На лице Гидеона был написан ужас от того, что его добрая репутация рушилась прямо на глазах.

– Да, – сказал Габриэль, – мы действительно просматривали ее переписку.

Софи отступила на шаг назад: