Бархатный Элвис - Грег Ф. Гифьюн
Крэш посмотрел на меня так: "Ты хочешь мне помочь?
«Если с ним все в порядке и мы сможем его вернуть, мы это сделаем», — сказал я ей. «Но если никто из нас не вернется, куда ты хочешь пойти?»
«Я не могу вернуться домой», — грустно сказала Молли, присев у изножья кровати.
Крэш отделил пять сотен наличными от пачки, которую принес с собой, и протянул ей.
«Боже мой, вы, ребята, даете мне столько из своей доли?» Она выглядела так, будто могла снова расплакаться. «Это так мило».
Я чувствовал себя виноватым, но вместо того, чтобы что-то сказать, я побрел к двери и на всякий случай следил за парковкой.
«Если нас не будет утром, — сказал Крэш, — тащи свою задницу на автобусную станцию. Не жди нас. Не жди Кевина-Кита. Если солнце встанет больше чем на час или около того, а нас не будет, уходите. Чувствуешь?»
Она кивнула, но вид у нее был все еще испуганный. «Может, кто-нибудь из вас останется со мной?»
«Прости», — сказал он. «Нам нужно идти. Надеюсь, мы вернемся. Если же нет, ты знаешь, что делать, хорошо? Обязательно сделай это. Поймай первый автобус, чтобы уехать отсюда».
Мы оставили ее там взаперти, вернулись к «Стриптиз Барби» и отправились на другой конец города. Долгое время мы не произносили ни слова, пока Крэш наконец не спросил, куда мы едем.
Поскольку мы уже приехали, я просто заехал на парковку бара-гриль «Colonial Carriage» и указал.
Крэш понимающе кивнул.
Заведение «Колониал», работающее уже несколько десятилетий, представляло собой коробчатую, невыразительную на вид вывеску в виде кареты, установленную посреди парковки. В разделе под ней рекламировались фирменные блюда из ребер и лобстеров, а также еженедельное выступление их давнего лаунж-шоу, Слика Бомблиарди.
«Слик все еще поет здесь, да?» сказал Крэш.
«На хрена его еще нанимать?»
«Черт, в свое время он работал в Атлантик-Сити. Этот парень хорош».
«Нет, не хорош».
«Да ладно, он нормальный».
«Слик — хороший чувак, но он отстой. Вот почему он поет здесь».
«Говори, что хочешь, но эта сука крутит „New York, New York“».
Я не хотел спорить о качестве вокала Слика Бомблиарди, если его можно так назвать. Я не хотел оставлять кондиционер в машине. Я не хотел заходить внутрь. Я не хотел делать ничего, кроме как повернуть время вспять и забыть о том, что все это когда-либо происходило.
Тяжело вздохнув, я сказал: «Позвольте мне говорить, хорошо?»
«Крутые и банда«, я не хочу больше влезать в дерьмо сегодня».
Я тоже, подумал я, когда мы вместе вышли из машины и направились через парковку к входу.
Ресторан семейного типа с преимущественно итальянским меню «Колониальная карета» представлял собой нечто из ряда вон выходящее. В обеденном зале всегда было относительно темно, свет исходил только от приземистых свечей, заключенных в маленькие красные стеклянные шары на каждом столе, и от небольшой сцены, расположенной в одной из секций зала так, чтобы посетители бара и ресторана могли видеть и слышать выступление любого артиста. Когда Слик или другие предполагаемые таланты не выступали, классические стандарты транслировались через динамики в потолке, и посетители могли поесть под звуки Синатры, Мартина, Гарленда, Дэвиса и других подобных исполнителей. За прошедшие годы заведение не изменилось ни на йоту, оставаясь сильно устаревшим и гораздо более подходящим для 1950-х или начала шестидесятых годов, но во многом в этом и заключалась его привлекательность. Это было похоже на возвращение в прошлое, а поскольку заведение ориентировалось в основном на пожилую публику, никто, похоже, не возражал.
Даже после полуночи здесь все еще велись серьезные дела.
Молодая хозяйка попыталась усадить нас на ужин. Когда я отказался и попросил пригласить Ремо Даккисто, она сделала вид, что понятия не имеет, о ком я говорю, поэтому я назвал ей свое имя и попросил передать, что пришел повидаться с ним. Исчезнув в темноте столовой, она вернулась, широко улыбаясь, и попросила нас следовать за ней.
К тому времени, когда мы пробрались через море столиков и добрались до кабинки Ремо в глубине зала, Слик и небольшая группа завели отвратительную песню «Come Fly with Me». Слик был шестидесятипятилетним певцом, благодаря которому Ник Мюррей в оригинальном шоу «Субботним вечером в прямом эфире» звучал хорошо. Если его пение было недостаточно плохим, а так оно и было, то его смокинг 1970-х годов с рубашкой с оборками и пуговицами, черные туфли из блестящей лакированной кожи, затемненные очки и тугой кудрявый парик, который выглядел так, словно на его голове балансировало какое-то дорожное животное, довершал дело. Слик Бомблиарди был не только неудачлив как исполнитель, он был поистине зрелищем, и все же старики любили этого парня. Его «Эй, спасибо вам большое, спасибо, что пришли, и не забудьте дать чаевые официантам» посреди песни просто не могло надоесть.
К счастью, неподалеку от кабинки Ремо оказался свободный столик. Я бросил взгляд на Крэша, и он понял намек и сел туда, а не ко мне.
Когда хозяйка отошла, я поблагодарил ее и встал в конце стола. В тени кабинки темная фигура медленно подалась вперед. Светло-зеленые глаза Ремо разорвали темноту, освещенную свечой в центре стола. На его старческом лице появилась едва заметная улыбка.
«Сонни, — произнес он своим обычным гравийным голосом.
Ремо почти все время проводил в самой большой и темной кабинке в задней части бара-гриль «Колониальная карета». Невысокий и тучный мужчина, всегда одетый в костюм и галстук, с редеющими крашеными волосами, зачесанными назад, он был похож на гангстера из фильма Джимми Кэгни 1930-х годов. Ремо владел заведением несколько десятилетий, но в семьдесят шесть лет был уже более или менее на пенсии. Все, чем он еще занимался, он вел и управлял из той же будки. Бывший капореджиме (для тех, кто играет дома, это человек, стоящий сразу за младшим боссом в Cosa Nostra, как и положено сверху вниз: босс, консильери, младший босс, капореджиме, а затем солдаты и помощники), Ремо был мафиози во втором поколении, который родился в этой жизни. Его отец приехал в США сразу после рождения Ремо
