Сакс Ромер - Ведьмино отродье

Он тут же включил свой фонарик и осветил странное помещение, в котором они очутились. Это была так называемая «Царская камера», погребальная палата фараона. Справа и слева в неясном свете они видели деревянные балки, практически окаменевшие, но еще целые. Сайм направлял фонарик во все стороны — вверх, вниз, на мусор на полу, на блоки стен, на своды потолка.

Они были в погребальной камере одни!

Глава XIX. Антропомантия

— Здесь никого! — Сайм нервно осматривал помещение.

— Нам повезло! — ответил доктор Кеан. Он все еще не мог отдышаться после гимнастики в шахте; вдобавок, воздух в камере был отвратителен. В остальном доктор держал себя в руках, разве что немного побледнел, а со лба градом катил пот.

— Постарайтесь не шуметь.

Сайм, убедившись, что они одни, и начав потихоньку отходить от пережитой в проходе паники, уловил в словах спутника что-то зловещее.

Доктор осторожно обогнул груды мусора на полу и сейчас стоял в восточном углу, подзывая товарища к себе. Сайм подошел.

— Вам не кажется, что жуткий запах благовоний усиливается в этом месте?

Сайм кивнул:

— Вы правы. И что это значит?

Кеан направил луч на небольшой холмик в самом углу и, борясь с волнением, произнес:

— Это означает, что придется ползти туда!

Сайм подавил возглас удивления: один из блоков перекрытия отсутствовал, а груда мусора закрывала отверстие от посторонних глаз.

— Тихо! — прошептал доктор.

Он лег на живот и смело пополз в дыру. Когда не стало видно его подошв, Сайм отправился за ним. По лазу, проходившему между квадратных каменных блоков, можно было передвигаться на четвереньках. Он не был длинным — около трех с половиной метров — но дальше резко уходил вверх почти под прямым углом. Здесь в камне было выдолблено некое подобие лестницы. Все было пропитано невыносимым запахом фимиама.

Брюс прошептал Сайму на ухо:

— Теперь ни слова. Никакого света. Пистолет наготове!

Они начали подъем. Сайм, считая ступени, шел вторым.

Насчитав шестьдесят, он предположил, что они приблизились к верхушке древней мастабы, лежащей в основании первой ступени пирамиды. Несмотря на высоту, вероятность сорваться и упасть была мала из-за узости самой шахты — спина всегда находила опору в виде противоположной стены.

Кеан поднимался очень медленно, опасаясь удариться головой. На семидесятой ступени он вытянул согнутую ногу вперед, но колено не встретило сопротивления — они добрались до горизонтального коридора.

Очень тихо он обратился к Сайму:

— Возьмите меня за руку. Мы наверху.

Они двинулись дальше. Тяжелая тошнотворная сладость благовоний едва не отбросила их назад, но доктор и Сайм, остановившись лишь на мгновение, решительно продолжали путь.

Впереди мерцали отблески огня, отражаясь в гладких стенах прохода, не видевших света с темных времен Древнего царства.

Впервые за эту невероятную ночь спутникам стало действительно жутко. Они приближались к разгадке тайны, готовясь предстать перед истинным ужасом Медума.

Сначала, заметив неясный свет, оба остановились, не в силах пошевелиться от охватившего их страха и изумления. Сайм, готовый поклясться, что в пирамиде нет ничего, кроме погребальной камеры фараона, был поражен, с трудом доверяя собственным глазам. Страх охватил его душу. Доктор Кеан, хотя и ожидавший этого, также на миг утратил власть над собой, столкнувшись со сверхъестественным лицом к лицу.

Они пошли на свет.

Перед ними оказалось квадратное помещение того же размера, что и камера фараона. Действительно, как они поняли позже, эта комната находилась непосредственно над ней.

В треножнике горел огонь, отбрасывая неверные блики на стены и потолок и давая возможность осмотреться. Но спутников сейчас интересовало не это: их взгляды были прикованы к стоящей у треножника фигуре, облаченной в черное.

Человек стоял спиной ко входу и монотонно произносил что-то на языке, не знакомом Сайму. Иногда он вскидывал руки и благодаря своей черной мантии становился похож на гигантскую летучую мышь. И всякий раз, словно повинуясь его движениям, пламя вспыхивало, освещая помещение адскими языками. Когда заклинатель опускал руки, успокаивалось и оно.

Комната была наполнена низко стелющимся красноватым дымом. На полу стояли несколько сосудов необычной формы, а у дальней стены, озаряемой редкими вспышками огня, белело что-то неподвижное, вероятно, подвешенное к потолку.

Кеан тяжело выдохнул и схватил Сайма за запястье.

— Мы опоздали, — произнес он странным голосом.

В это время его товарищ пристально вглядывался в пунцовую дымку, пытаясь понять, что за кошмарная фигура висит там, куда не доходит свет. Когда заклинатель в очередной раз поднял руки, а послушный его велениям огонь ярко вспыхнул, заговорил и он.

Хотя Сайм не был абсолютно уверен, что именно он увидел, он вспомнил все, что рассказывал доктор. В первую очередь о Юлиане Отступнике, императоре-некроманте. О том, что нашли люди, когда после его гибели открыли Храм Луны. Вспомнил, что леди Лэшмор…

И тут ему стало дурно — доктор едва успел поддержать спутника, готового лишиться чувств.

Сайма воспитывали в духе материализма, и молодой человек никак не мог поверить, что ужас, с которым он столкнулся, реален. Но вот прямо на его глазах некромант проводит ритуал; дьявольский запах таинственных благовоний душит его; в танцующих тенях обители тьмы творится ужасное пророчество — разум Сайма просто отказывался принимать происходящее. Случись такое в Древнем мире или в Средние века, любому было бы ясно, что перед ним колдун, маг, с помощью древних заклинаний ищущий у мертвецов ответ на вопрос, касающийся живых.

Но способны ли современные люди принять это как данность? Многие ли поверят, что кто-то практикует магию не только на Востоке, но и в Европе? Кто, став свидетелем сатанинской мессы, поймет, что это, и не попытается найти иное объяснение увиденному?

Сайм не мог допустить, что эта оргия порока реальна. Языческий император был способен верить в некромантию, но сегодня… — о, как удивительна наша вера в истинность современных знаний!

— Я схожу с ума? — хрипло прошептал Сайм. — Или…

Окутанная дымкой фигура, казалось, выплыла из тени, приобретая все более четкие формы, — и вот перед ними предстала прекрасная женщина, чья красота внушала благоговейный ужас.

На голове у нее был урей, символ власти фараонов, а единственным одеянием служило платье из полупрозрачной ткани. Как облако, как призрак, вступила она в круг света, отбрасываемый пламенем.