Мишель Роман - Джонни Рики Звезда (СИ)

Элиот. Сокращенно — Эл. Здоровяк, занимавшийся недвижимостью и оставшийся ради Джонни в городе подольше. Два года назад Джонни было девятнадцать, а Эллу двадцать четыре. Сейчас Элиот уже настоящий мужчина, в прекрасном — развернутом — значении этого слова. Джонни был уверен, у Элиота все получилось, его фирма процветает, возможно, он стал менеджером или директором, или кем там они все становятся ближе к тридцати… Ощущение горького сожаления, пролилось внутрь Джонни Рики, он вдруг посмотрел на все со стороны. Все кого он знает, идут вперед, совершают события: грандиозные и поменьше. Находят вторые половинки. Зарабатывают себе на пенсию. Проводят вечера со старыми друзьями. Не расстаются… Вот наверное и тот самый Эл из прошлого, единственный о ком он вспомнил с теплотой, наверное уже живет в Нью-Йорке, с каким-нибудь успешным красавчиком модельером и подумывает о свадьбе, потому что там теперь это возможно. Как жаль что Нью-Йорк далеко. Как жаль что он не для всех. Не может же быть достаточно места для каждого желающего. Джонни это переживет.

Он уже хотел было вернуться к матери и вывести ее на прогулку в парк, но его остановило одно четкое осознание: «Я не удалил его номер». Какие-то подростковые глупости, вспомнить о человеке, с которым провел время где-то в прошлом, и решить ему позвонить. Вот так вот ни с того ни с сего. Так ведь не делается. Это не правильно. Так не поступают люди в приличном обществе.

Кнопка вызова. Монотонные гудки. Сердце, пылающее волнением.

— Элиот Стайн. — ответил глубокий мужской голос.

— Привет, Эл! — пропищал (как ему показалось) в ответ Джонни.

— Не может быть! Это правда, ты? — воскликнул Эл, и Джонни прямо увидел, как на том конце света, на его лице зажглась ярчайшая улыбка.

Но разве так бывает? Прошло столько времени, а стоило Джонни Рики сказать «привет», как Элиот его тут же узнал. Разве так бывает в реальности?

— Правда я? Ну а ты хотя бы имеешь представление, кто тебе звонит?

— Конечно, я тебя сразу узнал, Артур!

— Ладно, не важно, прощай Элиот…

— Стой, стой, Джонни! Я пошутил! Слышишь, не бросай трубку! Я просто глупо пошутил. — Элиот перестал хохотать и тяжело задышал, изредка срываясь на смешок.

— Ну ты и… Чудик! Огромный такой чудик, Эл! — Джонни поймал себя на том, что тоже широко улыбается, а еще не замечая того, странно — от волнения — хаотично перемещается по своей маленькой комнате.

— Да, размер имеет значение! Ну я в смысле… Хорошо что ты помнишь какой я. Прости, всегда шучу не в тему. — Элиот тяжело выдохнул, как будто хотел сказать что-то важное, но в последний момент остановился.

— Не спросишь, почему я вдруг, по прошествии стольких лет, взял и просто тебе позвонил?

— А разве имеет значение, сколько прошло времени? Главное что ты вообще позвонил.

— Я… не знаю, просто о тебе вспомнил…

— А я вот часто о тебе вспоминаю. Все порывался приехать, тебя навестить, первое время, а потом как-то не получилось…

— Да уж, вечная история! Вечно чего-то хотеть и вечно самих же себя останавливать.

Джонни перестал перемещаться по комнате и лег на кровать, мастерски закинул ноги на стену, словно готовый пройтись по ней пешком.

Они же били меня. Сильно били! Лицо не трогали, но пинали по всему туловищу… Что я упускаю? Что не так?

— Ну как ты Джонни Рики Звезда? Ты классный парень, добрый, думаю, у тебя всё получилось? — с ностальгической грустью, поинтересовался Эл, не теряя в голосе ободряющего позитива.

— Честно говоря, я бы так не сказал. Все как-то не складно, как в стихах Аллена Гинзберга.

— Это хорошо.

— Что именно? Что я неудачник?

— Нет, то, что ты трезво оцениваешь свое положение. Значит, сможешь все изменить, если захочешь.

— Еще года три назад, я бы поверил, что одного желания достаточно, но не теперь.

С неосознанной подачи Элла, (а может быть наоборот намеренной) Джонни оглянулся на свою жизнь, и невольно ему пришлось сделать переоценку. По большому счету Элиот был прав, Джонни Рики в какой-то момент просто отдался течению, позволив жизни нести его в том русле, в каком ей вознамерится. Сейчас он видел, что в определенные моменты не стоило сдаваться, боятся дать отпор несправедливости, обрушавшейся когда-то. Если бы только он с самого начала отваживался противостоять сложным обстоятельствам и жестоким людям, может в этот момент, оглянувшись назад Джонни, увидел бы что-то менее жалкое и более достойное, представляющее его жизнь.

— Я не слышу в твоем голосе трагедии, и это радует, но чувствуется тревога. Что-то случилось? — голос Элиота стал серьезным и абсолютно заинтересованным. В какой-то момент Джонни почувствовал себя ребенком, который разбив колено, поскорее хочет добраться до родителей за утешениями.

— Если честно, не хочу об этом говорить. Становится мерзко, за то, что они… Зато как я повел себя… — Джонни Рики прервался, внутренне сконфузившись до предела, словно напуганная улитка. В раковине своего сознания. Темного и укромного.

— Никто не имеет права причинять тебе боль, Джонни! Слышишь? Никто! Но они причиняют нам боль, только потому, что мы им позволяем. Бороться необходимо, если хочешь оставить себе собственное имя. Иначе они заменят его другим. Они отберут твое настоящее имя, заменив его унизительным прозвищем. И это ты, им позволишь сделать! Ты хочешь иметь то имя, которое дали тебе при рождении? Или хочешь, новое, например: членосос. Педик. Ущербный. Фрик. И все вокруг вскоре позабудут, как тебя звали на самом деле, окружающие будут знать только твое прозвище, ярлык, из-за которого будут полагать, что безнаказанно могут уничтожать тебя день за днем.

Джонатан застыв в раскинутой позе на кровати, оценивал каждое сказанное Элом слово. Весомость мысли, преподнесенной в неприкрытой, натуральной форме. Без купюр, как говорится. Его возмущал и в то же время будоражил посыл старого друга, агрессивная форма, в которую обличена, правда.

Каждое слово — правда.

Призыв к действиям. Призыв к поиску справедливости.

До самых личностных глубин. Затрагивание главного, первостепенного. Самоуважения.

— Я хочу вернуть собственное имя. — произнес глухим шепотом Джонни, чувствуя как от волнения и надвигающейся истерики, дрожит подбородок. Дрожат губы. Дрожит все его естество, словно от нарастающей агонии.

— Дай им отпор.

— Я не смогу… У меня не хватит сил.

— Я помогу тебя. Я буду стоять за твоей спиной.

— Тебя здесь нет, в это самое время, когда ты мне необходим.

— Мы всегда одни, Джонни. Только мы сами и наша решимость.