Елена Артамонова - Большая книга ужасов – 54 (сборник)

– Ты – Виктория Барышева, соклассница Светланы? – Она рассматривала меня, как профессор подопытную мартышку. – Светлана занята, учит уроки. Разве вы договаривались о встрече?

– Я на минуточку. Очень важное дело.

В прихожей возникла Светка. Наконец – то перешагнув порог, я замерла в нерешительности – паркет был слишком хорош для заляпанных грязью ботинок. Мать Светки удалилась – даже со спины чувствовалось, как недовольна она неожиданным визитом.

– Светка, за нами должок. Ты можешь просто плюнуть на то, что я скажу, – это как совесть подскажет. Мишка и Юрка так и лежат в подземном склепе. Мне кажется, мы должны вытащить их. Кроме нас, сделать это некому.

– А потом?

– Потом мы их где – нибудь оставим. Тела найдут и похоронят, как подобает. Толкачев уже согласился.

– И когда мы туда отправимся?

– Завтра, сразу после школы. – Удивленная неожиданной сговорчивостью Акулиничевой, я брякнула первую попавшуюся дату.

– Отлично. В это время идут занятия в художественной школе, и дома меня не спохватятся. А сейчас, извини, Вика, работы непочатый край.

Часы показывали без четверти четыре, и я прибавила шаг. Следующим пунктом маршрута мог бы стать дом Сережки Ивойлова, но я решила, что договорюсь с ним и Толкачевым по телефону. Панкратова встретилась мне у подъезда. Она возвращалась из булочной, о чем свидетельствовал длинный, высунувшийся из пакета батон.

– Панкратова, стой!

Танька обернулась, задержала руку на кнопках кодового замка. Я рассказала о наших планах. Подумав, она уточнила:

– А твоя Логинова приедет?

– Кто ее отпустит в середине четверти? Раньше весенних каникул Зизи не объявится.

– Значит, пока мы будем бродить по ужасному подземелью, Логинова будет развлекаться и дышать свежим воздухом?

– Голову даю на отсечение, Зизи первой полезла бы в склеп. Это ее жизненный принцип – соваться в самое пекло. Лучше подумай, что станет с теми двумя, если мы будем ждать до весны?

Танька только поморщилась:

– Я, конечно, не отказываюсь, но все должны быть в равных условиях.

– Между прочим, Светка Акулиничева не ломалась.

– А они уже пахнут?

– Не знаю, Панкратова, вместе будем принюхиваться.

Танька наконец – то воспользовалась кодовым замком и скрылась в подъезде, махнув на прощание тяжелой косой. Хотела бы я знать, какое она приняла решение. Надо было спешно возвращаться домой. Из-за терроризировавшего город маньяка родители просто помешались на нашей безопасности, и я бежала по улицам, не желая новых осложнений, вызванных непредвиденным опозданием.

Успев вернуться к назначенному часу, сразу после обеда я занялась телефонными звонками. Разговаривать с Толкачевым было легко. Узнав, что мы отправляемся в экспедицию завтра, он пообещал взять старые простыни и сразу же, не вдаваясь в праздную болтовню, повесил трубку. С Ивойловым все оказалось сложнее. Он легко согласился идти в склеп, но в его голосе мне послышались подозрительные интонации. Зная Сережку, можно было предположить, что завтра он просто не придет в школу, а потом появится со справкой, украшенной печатью его папочки – главврача 23 – й районной поликлиники. Самое скверное заключалось в том, что стоило хотя бы одному из нас отказаться участвовать в этом деле, как компания наверняка бы распалась из – за нежелания каждого расхлебывать неприятности за двоих.

А воскресный вечер шел своим чередом. Папа просматривал накопившиеся за время его дежурства рекламные газеты, а мама колдовала на кухне, готовя что – то вкусненькое. Я села за обеденный стол, незаметно стянула мучнистый комочек и сунула его в рот.

– Вика, сырое тесто вредно.

– Я только чуть – чуточку. А что это будет?

– Пирожки с курагой.

Я замолчала и стянула еще один кусочек теста. Как всегда, в нужный момент хитроумные мысли меня не посетили, и я начала с удручающей прямотой проламывающегося сквозь торосы ледокола:

– Мам, расскажи о наших предках – бабушках, прабабушках…

– До сих пор тебя не слишком интересовала история нашей семьи, – мама посмотрела на меня с удивлением, – может быть, ты собралась вступить в Дворянское собрание?

– Просто хочу узнать корни своего рода. Взрослею, наверное.

– Ой ли, дочурка? Заранее разочарую – родственников в Америке у нас нет, и к династии Романовых мы отношения не имеем.

– Если честно, я хочу побольше узнать о своем амулете. Ты давно об этом рассказывала, и как – то все выветрилось.

– Тогда слушай одним ухом, а второе зажми для надежности.

– Я могу заткнуть и нос… – Мы рассмеялись.

– Проследить начало нашей родословной несложно. Все произошло в середине прошлого века…

– Позапрошлого?

– Никак не могу привыкнуть. Скажем точнее – события развивались в середине девятнадцатого столетия. Однажды, ранним июньским утром 1841 года, на крыльцо дома купца второй гильдии Степана Прохорова кто – то поставил большую, сплетенную из ивовых прутьев корзину. Несколько позже дверь дома отворилась, и на улицу вышла кухарка Прохоровых… назовем ее Евдокия. Евдокия собиралась на базар и уже спустилась по ступеням, но внезапно ее остановил странный звук. Сперва кухарка подумала, что под крыльцом ощенилась дворовая собачка Розка, но тут же заметила таинственную корзину. В ней кто – то шевелился. Евдокия охнула, перекрестилась и с криком «Дитятю подкинули!» бросилась будить барина.

– Мам, ты так убедительно рассказываешь, будто сама все видела. Это правда?

– Подробности нам не восстановить, но в одном сомневаться не приходится – купец Степан Прохоров действительно подобрал подкидыша. Это была хорошенькая малышка месяцев восьми-девяти от роду, наряженная в богатое шелковое платьице. Кстати, на ее шее висел серебряный медальон на длинной цепочке. В корзине обнаружили записку, набросанную неразборчивым, торопливым почерком. Не оставивший своей подписи автор умолял приютить девочку, которой якобы грозила смертельная опасность, ни в коем случае не снимать с ее шейки медальон и, мало того, проследить, чтобы со временем она передала серебряную безделушку своей дочери, и так продолжалось бы из поколения в поколение. А еще среди батистовых пеленок нашли толстую пачку денег, и это заставило Степана Прохорова с уважением посмотреть на подкидыша… Сонечку, так звали малышку, удочерили. Однажды приемная мать девочки Марья Васильевна попыталась забрать у нее амулет, но девочка страшно раскричалась, а к вечеру у нее начался жар. Серебряный амулет вновь повесили на грудь ребенка, и с тех пор никто не пытался отобрать его у Сонечки.

– Неужели никто не узнал, откуда взялся ребенок?

– Нет. Вероятно, его привезли в город издалека, иначе бы вычислить родителей не составило большого труда. Знаешь, Вика, раньше я об этом не говорила, но в нашем роду был еще один человек, имевший некоторое отношение к загадочной истории, – мой двоюродный дедушка Михаил Владимирович. Все началось с детской зависти и любопытства. Маленькая сестренка Миши носила полученный от матери медальон, а ему очень хотелось понять, почему именно она стала избранной, причастной к семейной тайне. Самое удивительное, что эта страсть сохранилась у Михаила Владимировича на всю жизнь. Не знаю, чем руководствовался дедушка в своих поисках, но он якобы даже обнаружил некие документы, относящиеся к этому событию. Он берег их как святыню. На его долю выпали Гражданская и Отечественные войны, но он сумел сохранить сверток с таинственными бумагами. Дедушку считали большим чудаком и не обращали внимания на его странные рассказы. Только мне, тогда еще несмышленой девчонке, они пришлись по душе и вызывали огромный интерес. Всякий раз, приезжая в гости к дедушке, я заслушивалась невероятными историями. Речь в них шла не только о подкидыше, но и о Хаосе, Бездне, гибели всего живого и о том, что именно мне скорее всего предстоит спасать род людской. От таких разговоров я стала плохо спать и даже кричать по ночам. Узнав об этом, отец страшно рассердился и запретил мне встречаться с дедушкой. Время шло, я взрослела и все реже вспоминала эти страшные сказки. Дедушка умер в тот год, когда я окончила школу. После него остался большой архив: книги, газетные вырезки, обширная переписка, дневники.