Стивен Кинг - Полицейский из библиотеки

Я сделал большой глоток, а когда сделал второй, то ощутил ее рядом… и даже вспомнил ее лицо, все покрытое капельками пота… и движение рта… и я отшвырнул бутылку прочь. Разбил ее о шпалу. Потому что эта дрянь добралась до конца. Я не допущу, чтобы она опять ожила в этом городе!

Его голос снова задрожал, но он выкрикнул, как могущественный старец: — Кончилось время этой дряни!

Нейоми дотронулась до руки Дейва. На лице застыли тревога и испуг. Что, Дейв? Что это?

— Я хочу убедиться, — сказал Дейв. — Расскажите сначала вы, мистер Пиблз. Расскажите мне обо всем, что происходит с вами, не скрывайте ничего.

— Хорошо, — сказал Сэм, — но на одном условии. Дейв слабо улыбнулся. — На каком условии?

— Ты пообещаешь, что будешь называть меня Сэм…. а я со своей стороны никогда не буду называть тебя Дейв Грязная Работа.

Он широко улыбнулся. — Сделка принимается, Сэм.

— Хорошо. — Он глубоко вздохнул. — Все произошло по вине того чертова акробата.

На это ушло больше времени, чем он предполагал, но он почувствовал невыразимое облегчение, почти радость, рассказав все, не утаив ничего. Он рассказал Дейву об Ослепительном Джо, о просьбе Крейга помочь и о предложении Нейоми оживить готовый материал. Он рассказал им, как выглядела библиотека и как он встретился с целией Лортц. Нейоми не переставала удивляться, пока д говорил. Когда он начал рассказывать о плакате с Красой Шапочкой, прикрепленной на двери детской библиоеки, Дейв кивнул.

— Вот этот-то я не рисовал, — сказал он. — Его принесла на. Клянусь, они ни за что не найдут его. Клянусь, что в теперь у нее. Ей нравились мои, но этот был ее любимый.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сэм.

Глава одиннадцатая. РАССКАЗ ДЕЙВА О СВОЕЙ ЖИЗНИ

Я не всегда был Дейвом Дунканом Грязная Работа, — начал он. — В начале пятидесятых я был просто стаина Дейв Дункан, и все относились ко мне что надо вполне прилично). Я был членом того самого Ротари Слаб, куда ты вчера вечером звонил по телефону, Сэм. А почему бы нет? У меня было свое собственное дело, и оно давало деньги. Я писал вывески и делал это чертовски неплохо. Недостатка в заказах не было, и я брался за все, что мне было по силам в Джанкшн Сити и Провербиа, но тогда я выполнял кое-какую работу и в Кедровой Стремшне. Однажды в Омахе я оформил рекламу сигарет «Лаки Страйк» по всей длине правой стороны футбольного поля тадиона, младшей лиги. У меня было полно заказов и я заслуживал того. Я хорошо делал свое дело. Я просто был ямым хорошим оформителем реклам.

Я здесь остался потому что меня интересовала серьезгая живопись, которой, как я считал, можно заниматься де угодно. У меня не было никакого специального художественного образования — однажды я попытался, но меня угчислили — и я понимал, что это уменьшало мои шансы, если так можно выразиться, хотя я знал, что есть художники, которые сделали карьеру, не забивая себе голову всяким там дерьмом — Грэмм Моузиз, к примеру. Ей ни к дему были какие-то водительские права; она просто садилась в машину и ехала в город.

Может быть, я даже и добился успеха. Я продал несколько полотен, но немного — много мне и не нужно было, гак как я не был женат, и реклама давала мне приличный доход. А еще я оставил себе большинство своих картин, чтобы устраивать выставки, как полагается делать художнику. У меня их состоялось несколько. Сначала прямо здесь. в городе, в Кедровой Стремнине, а затем в Де-Мойн. Об этом писали в «Демократе», где они называли меня вторым после Джеймса Уистлера.

На мгновение Дейв замолчал, задумавшись о чем-то. Потом он вскинул голову и снова взглянул на голые, невспаханные поля.

— В АА говорят о людях, которые одной ногой перешагнули в будущее, а другую оставили в прошлом, и поэтому спокойно поплевывают на все, что происходит сегодня. Но иногда не дает покоя вопрос, что могло бы произойти, если бы ты поступил чуть-чуть по-другому.

Он посмотрел на Нейоми почти виновато. Улыбнувшись, она сжала его руку.

— Потому что у меня действительно все шло хорошо и я действительно был близок к успеху. Но много пил даже еще тогда. И я не очень-то задумывался об этом — черт побери, я был молодым, я был сильным, и, между прочим, разве не пили все великие художники? Мне казалось, что да. И все-таки, я может быть и добился успеха, сделал что-то, по крайней мере на каком-то этапе — но потом в Джанкшн Сити приехала Аделия Лортц.

Она приехала, и мне наступил конец.

Он посмотрел на Сэма.

— Я узнаю ее по твоему рассказу, Сэм, но тогда она выглядела не так. Ты рассчитывал увидеть библиотекаря — даму преклонных лет, и это отвечало ее цели — поэтому именно такой ты ее и представлял. Но когда она приехала в Джанкшн Сити летом 1957 года, ее волосы были пепельного оттенка, и у нее были округлости только в тех местах, где женщине положено быть округлой.

Тогда я жил в Провербии, и я посещал баптистскую церковь. Туда меня влекла не так религия, как красивые женщины. Среди них была твоя мама, Сара.

Нейоми засмеялась так, как смеются женщины, не верящие тому, что им только что рассказали.

— Аделия сразу пришлась по душе местным жителям. И вот теперь, когда прихожане той церкви заводят разговоры о ней — если это так — бьюсь об заклад они говорят примерно так: «Я с самого начала понял (или поняла), что в этой Лорто что-то не так», или «Я по ее глазам сразу определил, что ей нельзя верить», но позвольте мне сказать вам, что все было совсем, не так. Они все вились вокруг нее — не только мужчины, но и женщины — как пчелы над первым весенним цветком. Не прошло и месяца с тех пор, как она приехала в город, а она уже была на должности ассистента мистера Лэвина, хотя всего за две недели до этого она вела уроки с малышами в Воскресной школе там, в Провербии.

— А вот чему она учила их, об этом я даже не хочу думать, но можно дать голову на отсечение — это было не Евангелие от Матфея. Но она преподавала, это факт. И все кругом божились, что малыши ее просто обожают. И они тоже божились. Но когда они говорили это, в их глазах появлялось какое-то выражение… выражение отдаленности, будто они не совсем уверены где они, или даже кто они такие. В общем, я посмотрел на нее, а она на меня, и наши глаза встретились.

«Сейчас, глядя на меня, ты бы, может и не сказала, но в то время я был славным, красивым парнем. Я всегда был загорелым, потому что работал на открытом воздухе, мускулистым. Волосы от солнца становились почти белыми, а мой живот был таким же плоским, как твоя гладильная доска, Сара».

— Аделия сняла себе сельский дом в полутора милях от церкви, довольно аккуратный домик. Но ему так недоставало слоя краски, как путнику в пустыне глотка воды. Поэтому на вторую неделю, однажды, после службы в церкви, я заметил ее там — я не так часто бывал там, а стояла уже середина сентября, и предложил ей покрасить его.