Стивен Кинг - Реплоиды

Стивен Кинг

Реплоиды

Никто не знал точно, сколько оно шло. Не долго. Два дня, две недели; возможно не дольше, полагал Чейни. Не это имело значение. Просто люди, зная о том, что шоу разыгрывается по настоящему, смотрели его с дополнительным возбуждением. После того, как Соединенные Штаты — да что там — весь мир узнал о Реплоидах, шоу стало очень популярным. В наши дни, если постановка не становится захватывающем зрелищем, она почти всегда приговорена на провал. От этого никуда не деться. Это неотъемлемая часть сверхъестественной божественной молитвы, которая составляет всё ускоряющийся поток событий и впечатлений в то время, как век стремится к завершению. Ещё тяжелее привлечь внимание людей. Наверное, для этого необходимо несколько автоматных очередей в переполненном аэропорту, или чтобы в проходе автобуса, переполненного монахинями, который остановился у контрольно-пропускного пункта в какой-то Центральноамериканской стране, заросшей оружием и джунглями, взорвалась живая граната. Согласно новостям, вышедшим 30 ноября 1989 года, после того, что произошло в течение первых двух минут хаоса на вечернем представлении, снятого на видео в красивом пригороде Бурбанка, Калифорния прошлой ночью, Реплоиды стали известны всей Америки, всему миру.

Менеджер этажа пристально наблюдал за тем, как минутная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати. Аудитория студии наблюдала за часами также пристально, как и менеджер. Когда же стрелка перевалила за двенадцать, пробило пять часов; в это время должна была начаться запись вечернего шоу.

После того, как минутная стрелка перевалила за восемь, аудитория зашевелилась и заворчала в своей ни на что не похожей манере. В конце концов, они представляли Америку, ведь так? Да!

«Пожалуйста, успокойтесь», — сказал весело менеджер, и аудитория успокоилась подобно послушным детям. Барабанщик доктора Северинсена отбарабанил быструю коротенькую мелодию, затем легко зажал палочки между большим и указательным пальцами, расслабил запястья, и вместо того, чтобы посмотреть на часы, как обычно делают артисты, посмотрел на управляющего. Для рабочих и исполнителей, менеджер был часами. Когда стрелка прошла десятиминутную отметку, он, громко посчитав от четырёх до единицы, одновременно загибая три пальца, два пальца один палец…, крепко сжал ладонь в кулак, и театрально указал одним пальцем на аудиторию. Зажглось табло АПЛОДИСМЕНТЫ, но аудитория студии наполнилась улюлюканьем и криками; даже если бы оно было бы написано на Санскрите, результат был бы тот же.

Так что всё началось так, как и ожидалось: как раз во время. И в этом не было ничего удивительного; исполнители сегодняшнего шоу, будь они офицерами полицейского управления Лос-Анжелеса, могли бы уйти в отставку со всеми для себя выгодами. Итак, оркестр доктора Северинсена, один из лучших оркестров мира, начал со знакомой мелодии: Та-да-да-да… после чего раздался сильный, переливистый голос Эда Макмахона: «Сегодняшнее вечернее шоу мы ведём из Лос-Анджелеса, мировой столицы развлечений. Ведущий — Джонни Карсон! Сегодня вечером гостями Джонни будут актриса Кибилл Шепард из „Лунного Сияния!“». Аудитория взорвалась аплодисментами. «Маг Дуг Эннинг!» Еще более громкие аплодисменты. «Писатель Ви Герман!» Новая волна аплодисментов, на сей раз сопровождаемая криками радости с той стороны, где сидели поклонники писателя Ви. «Из Германии, летающие шнауцеры, единственные в мире акробаты собаки!» Бурные овации вперемешку со смехом. «Ну и как же не упомянуть Доктора Северинсена, единственного в мире летающего дирижера со своим собачьим оркестром!»

Члены оркестра, не играющие на трубах, послушно залаяли. Аудитория ещё громче засмеялась, аплодисменты усилились.

В аппаратной Студии C никто не смеялся.

За кулисами в яркой спортивной куртке с копной чёрных волос стоял мужчина, праздно теребил пальцы и смотрел через сцену на Эда.

Уже в который раз режиссер дал знак навести камеру на Эда, и Эд появился НА ЭКРАНАХ мониторов. Он едва расслышал, как кто-то пробормотал, «Да где он, чёрт возьми?» перед тем, как Эд своим вибрирующем голосом объявил, опять таки вот уже в который раз: «А воооот и он, ДЖОННИ!»

Публика взорвалась дикими аплодисментами.

«Третья камера,» — раздражёно скомандовал режиссёр.

«Но здесь только…»

«Третью камеру, черт возьми!»

Третья камера подъехала к экрану монитора, показывая каждому кошмарный сон телевизионного режиссера; мрачную, пустую сцену…, а затем кого-то, какого-то незнакомца, уверенно шагающего в этом пустом пространстве, так как если бы он обладал полным правом там находиться, заполняя его своим неоспоримым присутствием, обаянием, и властью. Но, кем бы он ни был, он определённо не являлся Джонни Карсоном. Этот человек также не принадлежал к числу известных лиц телевидения. Он был выше Джонни, и вместо знакомых седых волос, виднелась роскошная копна чёрных завитков как у греческого божества. Волосы незнакомца были настолько черны, что местами они, казалось, отливали голубизной, подобно волосам Супермена в книжках комиксов. Его спортивная куртка была не достаточно яркой, чтобы можно было причислить его к категории продавцов машин.

Зрительские аплодисменты продолжались. С начало в их тональности звучало некоторое изумление, затем они отчётливо начали стихать.

«Что тут вообще творится?» — спросил кто-то в аппаратной. Режиссер просто смотрел, как загипнотизированный.

Вместо знакомого замаха невидимой клюшкой для гольфа, который сопровождался бы мерными ударами барабана и мужественными криками одобрения из студии, этот темноволосый, широкоплечий, в яркой куртке незнакомец начал двигать вверх вниз руками, ритмично мерцали ресницы, в то время как ладони поднимались выше головы. Он показывал жонглёра, подбрасывавшего в воздух множество хрупких вещей, и делал это с беспечным изяществом давнишнего шоумена. В его лице было что-то такое, такое же неуловимое, как и тень, что говорит Вам, что все предметы — яйца — они разобьются, если их уронить. По сути, создавалось впечатление, будто глаза Джонни следили за невидимым шаром, опускавшимся ниже невидимого фарватера, замечая тот, который вот-вот должен разбиться. Он следил за этим действом с замиранием сердца.

Последнему яйцу, то есть хрупкой вещицы, он позволил разбиться об пол, и его глаза следили за этим с преувеличенным волнением. После этого он на мгновение замер, а затем посмотрел на третью камеру слева… на доктора и оркестр.

Повторно просмотрев видеозапись, Дейв Чейни пришёл, как ему показалось, к несомненному выводу, хотя многие из его коллег, включая и его компаньона, ставили это под вопрос.