Сергей Пономаренко - Проклятие рукописи

— Сейчас что-нибудь сотворю вам поесть. Немного, но сытно. — Старичок покинул комнату и вышел во двор.

— Дед Мазай, да и только, — фыркнул уже пришедший в себя Марк и тут же воскликнул: — Ты только посмотри, какая вещь! — В углу, под потолком, виднелась небольшая, почерневшая от старости деревянная икона со Спасителем, смотревшим на гостей строго и предупреждающе. — Такую доску классно можно продать. Ей лет сто, а то и больше!

— Чудной дед, — согласился Даниил.

Его как магнитом притянуло к открытой книге огромных размеров, лежащей на столе. Заглянул в нее, и у него перехватило дыхание, сердце бешено забилось в груди. «Не может быть!» Разум отказывался верить в то, что видели глаза. Ровные строчки, причудливо украшенные заглавные буквы на слегка пожелтевшем пергаменте. Подобную книгу, а точнее фотокопию оригинала, Даниил видел в Музее книги, расположенном в Лавре. Только там был древнеславянский текст, а здесь явно латынь. Острожское Евангелие датировано XI веком, а какой возраст у этого манускрипта? Ровные буковки, одна в одну, — не верилось, что это рукописный текст, а не отпечаток набранного шрифта. Даниил пожалел, что не слишком усердствовал на спецкурсе по латыни, но кое-какие знания все же сохранились. Он открыл заглавную страницу манускрипта и внизу обнаружил дату — длинную строчку римских цифр. Посчитал один раз, пересчитал, и обильный пот выступил у него на лбу. «Этого не может быть!» В висках у него застучало, пальцы рук задрожали мелкой дрожью. «Если этот манускрипт — не подделка, то он гораздо старше Острожского Евангелия — наиболее древнего манускрипта, дошедшего до наших дней. Конец десятого века — в это время молодое государство Киевская Русь только приняло христианство. Как столь ценная древняя рукопись оказалась в избушке, затерявшейся в лесной глуши, да еще так хорошо сохранилась? Понимает ли старик, сколь уникальным историческим документом он обладает?» Даниил осторожно закрыл книгу и посмотрел на обложку — толстая темно-коричневая кожа, на всю высоту искусно вделан крест из желтого металла. «Золотой?» — мелькнула мысль.

А Марк все вертелся возле иконы, образа на потемневшей доске, изучая ее, и наконец пришел к выводу:

— Какие сто — ей лет полтораста, а то и двести!

Кирилл также нашел себе занятие: открыл грубой работы деревянный шкаф и с изумлением увидел, что на верхней полке теснятся книги в почерневших кожаных переплетах, кое-где с едва заметной, полустершейся позолотой надписей на корешках, внушая к себе уже только одним видом уважение. Ниже стояли кастрюли, тарелки и всякая кухонная утварь.

«Никогда не видел, чтобы книги вместе с кастрюлями держали», — усмехнулся он.

— Уф! — громко вздохнул Даниил, вытирая выступивший на лбу пот и садясь на единственный табурет. — Не могу поверить — десятый век!

— Что ты сказал? — повернулся к нему Кирилл.

— Рукопись десятого века — современница Киевской Руси! Это уникальный документ и, похоже, оригинал. Не удивлюсь, если она сохранилась в единственном экземпляре. И где — в лесной избушке! — Даниил был потрясен, он дрожащими пальцами переворачивал пергаментные листы драгоценной рукописи.

Марк сразу потерял интерес к иконе и подскочил к Даниилу.

— Думаешь, она очень ценная?

— Да ей цены нет! Возможно, это открытие мирового значения! Написана на латыни, а в те времена здесь рукописные книги были в основном на древнегреческом. Это играючи докторская диссертация! — бормотал ошеломленный Даниил.

— На фиг докторская — это сколько бабла можно срубить! — загорелся Кирилл, протягивая руку к рукописи, но Даниил ее оттолкнул:

— Не трогай! Хороша Маша, да не наша!

— Ты… — Глаза Кирилла блеснули злостью, но открылась дверь, и вошел старичок, неся вместо подноса деревянную доску для нарезки, на которой лежало что-то, прикрытое льняным домотканым полотенцем.

— А вот и я! — весело молвил он и, увидев напряженные лица приятелей, поинтересовался: — А что за шум, сыр-бор?

— Книжкой заинтересовались вашей — а название прочесть не можем, — сладенько усмехнулся Марк.

— Латиницей не владеете — и хорошо. Нечего читать то, чего не поймете. — Дед поставил на стол доску с едой, а тяжеленную книгу взял, бережно обернул материей с вытершейся позолотой и спрятал в шкаф.

— Неужели мы такие глупые? — криво усмехнулся Кирилл.

— Глупые — это что! А вот дурные — это страшнее во сто крат! — сказал дед, сдернул полотенце и стал раскладывать на столе половину домашнего хлеба, кусок брынзы и свежую зелень, а потом поставил глиняный горшок с кашей. — Глупый — не понял и потерял интерес, а дурной захочет показаться умным — вот тут его и погибель ждет.

— Ты к чему это, дед? — насторожился Кирилл.

— Латиницу может упорством каждый одолеть и прочитать, что там написано, а вот понять не каждому дано.

— Ну и что? Не понял — прочитал еще раз, другой, даже десятый, когда-нибудь все равно дойдет! — широко улыбнулся Марк.

— Не дойдет — к тому времени он уже мертвым будет. — Старичок улыбнулся так же широко. — Эта книга отличается от других тем, что, садясь за нее, уже знания надо иметь, а то непоздоровится!

— Чем же эта рукопись так страшна? — заинтересовался Кирилл.

— Несведущие люди называют подобные рукописи, книги гримуарами, что означает — бестолковщина. Для непосвященного человека это набор всякой несуразицы, рецептов черной магии. Считалось, что владелец гримуара, используя их, вступает в борьбу с демонами и Сатаной за право властвования над демоническими силами.

— Так это колдовская книга? — Марк рассмеялся. — А вы, выходит, — колдун?

— Скорее маг, — уточнил старичок, поглаживая бороду.

— А разве колдун, творя заклинания, не входит в контакт с темными силами, с Сатаной? — развеселившись, допытывался Марк.

— Как можно повелевать кем-то, обращаясь к нему же? — Старичок тоже развеселился. — Сатана — лишь один из высших чинов темного царства, как и Люцифер — князь Востока. На самом деле повелевать можно лишь именем верховного божества. — Старичок посмотрел на икону и воздел руки к потолку. — А вот от того, кто повелевает демоническими силами, зависит, что они несут: добро или зло. И может статься так, что незаметно сами демонические силы начнут управлять так называемым «повелителем», как некогда произошло с известным доктором Фаустусом и его верным фамулусом[26]Вагнером.

— Может, мы все-таки сядем ужинать, а уж потом продолжим разговор? — хмуро бросил Даниил.

Ему, несостоявшемуся священнику, не нравились ни эти разговоры про демонов, ни само место, где они находились, а больше всего — старичок. За его мягкостью, предупредительностью, казалось, скрывалось нечто темное, могучее и враждебное. С детства Даниил помнил, как отец строго-настрого запретил упоминать имена чертей, демонов. «Черта помянешь — на свою голову его вызовешь. Бесовская сила только и ждет, чтобы войти в контакт с христианскими душами, особенно неокрепшими и доверчивыми. Лукавый знает тысячи способов, как втереться в доверие и погубить душу. А если ни в словах, ни в делах, ни в мыслях беса не поминаешь — и он к тебе не приблизится», — поучал отец Пафнутий.