Антонина Ванина - Стратегия обмана. Политические хроники

— О, а желание убивать, оказывается обусловлено внешностью? — наигранно весело протянула Гольдхаген. — Простите, конечно, мисс Мери, но я не потому решилась взять в руки оружие, что считаю себя обделенной мужским вниманием или ещё чем-то. И Лили я не завидую. И вам тоже, — уже с твердостью добавила она.

— Извлечение железы слишком болезненная процедура, — решил внести ясность полковник. — Доктор Рассел неоднократно повторял её с Мери, но в последний раз я не позволил и настоял, чтоб процедуру он провел надо мной. Можешь считать, что я один виноват в твоих злоключениях с внешностью. Вряд ли доктор Метц догадывался от кого именно получил биологический материал для пересадки.

— Это тогда ты стал красноглазым? — вдруг спросила Гольдхаген? — Неудачно покопались у тебя в голове? Ну и чёрт с ним, считай, что мы квиты. Все неприятности в мире творятся или по глупости или по злому умыслу, который в сути тоже основан на глупости.

— Рад слышать, что хоть в этом ты ни на кого не обижаешься.

— Да чего уж там.

— Между прочим, — заговорил Вильерс, — все альвары-близнецы перерождались если не в один день, то в одно время. У вас же разница в пять лет, что уже недопустимо с точки зрения естественного хода событий в гипогеянском мире.

— Доктор, — и тут не удержалась от ехидства Гольдхаген, — нобелевская премия по медицине, без вариантов.

Уже после разъяснительной беседы в медлаборатории Гольдхаген подчёркнуто быстро ушла на кухню, а Лили и Мери ещё долгое время о чём-то говорили на улице возле корпуса. Завидев полковника, Лили Метц подбежала к нему с испуганными глазами и спросила:

— Это правда, что у вас есть жуткая тюрьма в подвале?

— Мери рассказала вам?

— Сколько же она провела там времени? — в ещё большем ужасе вопросила Лили.

— Почти семьдесят четыре года.

— Вы не можете поступить так и с Сашей. Умоляю вас, — она схватила его за рукав и явно не намеривалась так просто отпускать, — я сделаю всё, что хотите… — и уже тише добавила, не сводя с него глаз, — всё, о чём ни попросите, я выполню. Только отпустите Сашу.

— Не я решаю подобные вопросы, — только и ответил полковник.

— Прошу вас, — прильнув к нему, продолжала шептать Лили, — я согласна на всё, абсолютно всё.

Полковник едва не растерялся, даже оглянулся по сторонам и подчеркнуто спешно сделал шаг назад от женщины.

— Госпожа Метц, я ещё раз повторяю, вы просите не того человека.

— Тогда подскажите, кто может решить судьбу моей сестры? Я готова остаться здесь вместо неё.

Полковник не поверил своим ушам:

— Что вы такое говорите? Что значит остаться вместо неё?

Лили опустила голову и произнесла:

— Вам кажется это глупым, я знаю. Но сейчас мой любимый человек находится в американской тюрьме, и я ничем не могу ему помочь. А моя сестра здесь. Я просто обязана спасти её, любой ценой. Саша и так многое пережила в концлагере, одна, хотя мы должны были разделить эту участь вместе.

Полковник понял, что перестает понимать суть происходящего:

— Кто вам сказал про концлагерь? Сарваш?

— Да, он сказал, что там они познакомились с Сашей, — и Лили глубоко вздохнула. — Я знаю, Саша оказалась там из-за этого проклятого статуса четверть-еврейки. Я ничего не знала про лагеря во время войны, я даже не представляла, что подобное может быть.

— Так что, Гольдхаген, по-вашему, жертва антисемитских преследований?

— Конечно, я смогла, вернее, мой муж смог исправить мою родословную, а о Саше я совсем не подумала. Кто знал, что через пять лет все евреи окажутся на грани уничтожения в лагерях смерти. А ведь я могла просто попросить Гвидо исправить родословную и для Саши. — Лили в волнении прикрыла дрожащей рукой губы, силясь не расплакаться. — Из-за этого мы и поссорились, она сказала, что я отреклась от нашей матери и деда, и более не сестра ей. Я обиделась, как последняя дура. А она прошла через такой ад. Из-за меня.

Полковник смотрел на Лили и не смог не возразить:

— Не знаю, что вы там себе придумали, но ваша сестра ни в каком нацистском лагере смерти не была.

— Но как же? Ведь господин Сарваш сказал, что он был там с ней.

— Господин Сарваш и сам оказался в Берген-Белзене далеко не из-за одного только еврейского происхождения. А ваша сестра была там не арестанткой, а поваром в карантинном блоке. И лагерь этот предназначался не для массового уничтожения людей. Просто после вспышки эпидемии и закрытого режима там начался натуральный мор, от которого некуда было бежать. Я сам был там в последние дни и видел всё своими глазами. Жизнь вашей сестры в Берген-Белзене, конечно, была не сахар, но с сочувствием вы слишком переусердствовали. Она сидела в концлагере, но другом и после войны. Не в нацистском, а в освобожденном от них в Чехии. Вот за это вы действительно могли бы посочувствовать сестре. Там бы никакая родословная не спасла.

— Что это значит?

— Это значит, что она оказалась узницей концлагеря за то, что была немкой. С вашей немецкой родословной, думаю, всё было в порядке?

В глазах Лили недвусмысленно читался страх и растерянность.

— Что, не знали про такие лагеря? — спросил полковник. — Никогда не задавались вопросом, куда из многочисленных европейских стран сразу после войны делись немецкие общины с многовековой историей? В Югославии их нет, в Польше нет, в Чехословакии тоже. А вы о евреях волнуетесь. Оставьте это. Не потому ваша сестра очерствела душой и сердцем. Вы тут точно ни при чём.

— Она… Что с ней было?

— Ну, — протянул полковник, пытаясь подобрать слова поудачнее, — у неё и так было тяжелое ранение головы. Не свинцовое, а осиновое. А быть проигравшим после войны всегда больно, и я не про душевные муки. Я и сам не первый месяц гадаю, как было можно с горя утопиться в Эльбе, чтобы выплыть в Средиземном море на тунисском берегу.

Видя как Лили меняется в лице, полковник поспешил добавить:

— Лучше не лезьте ей в душу. Подругу в вас она явно не видит. Восстанавливайте семейные связи как-то иначе.

День освобождения двух гипогеянцев настал. Когда Людек и Мемнон поступили на реабилитацию, Гольдхаген перевели из палаты в одну из жилых комнат корпуса, а полковник распорядился, чтоб Лили и близко не подпускали к Фортвудсу. А сэр Майлз, будучи на подъеме сил и идей, уже и не вспоминал, как когда-то дал добро на освобождение Гольдхаген под поручительство Сарваша и уже жадно прикидывал, сколько драгоценных камней сможет выручить за неё у гипогеянцев.

— Маски уже сняли? — с нехорошим блеском в глазах спросил он?