Сергей Дубянский - Деревянный каземат

– Что вы так смотрите?

– Нет, Константин все же гений!..

Аревик повернулась к стене с мрачными ночными пейзажами, но художник усмехнулся.

– Тут просто хорошие работы, а твой портрет, гениален!

– Мой портрет?..

– А ты не видела? – взяв за руку, он потащил Аревик в подсобку, и она пошла, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

Костя сидел в том же кресле, в котором прошлый раз собирался спать. В углу возвышалась гора старых стульев, а перед ним, на перевернутом плакате, красовался натюрморт из бутылки красного вина, поломанной на корявые куски палки копченой колбасы и двух помидоров; рядом с колбасой стояла картина, к которой Костя поднес стакан, будто надеясь, что с изображения протянется рука и чокнется с ним. Еще Аревик увидела пустую водочную бутылку и решила, что скоро Костя обретет то же состояние, что и в конце прошлого застолья.

– Глянь, кого я привел! – воскликнул художник.

Костя медленно повернул голову, но конкретной реакции не выразил. Как ни странно, но это было даже не обидно, потому что Аревик вдруг почувствовала – в данный момент ее гораздо больше интересует само произведение, чем автор. Она обошла кресло и увидела… увидела то, о чем мечтала всю жизнь! Мгновенно пропали, и слова, и эмоции; вернее, эмоции, может, и не пропали – просто она не могла выразить их. На какой-то миг ей открылась другая, неизвестная жизнь – открылась яркой вспышкой, исходившей с портрета. И это была ее жизнь!..

– На фиг она тут нужна?!.. – Костина голова пьяно наклонилась, потом он откинулся назад и с размаху плеснул вино прямо в лицо Аревик. От неожиданности та втянула жидкость в нос, закашлялась; багровые потеки расползлись по блузке, словно ей выстрелили в грудь. Брызги долетели даже до безымянного художника.

– Ты чего, охренел?! – тот попытался смахнуть их.

– А кого ты привел, козел? Это она, да?.. – Костя ткнул пальцем в оригинал, не шедший ни в какое сравнение с продуктом творчества.

Аревик не видела себя со стороны (если, конечно, не считать картину волшебным зеркалом), но догадывалась, что больше похожа на младенца, какими их показывают в кино – мокрого, прилизанного и окровавленного. К тому же она не испытывала, ни злости, ни унижения – вроде, плеснули вином совсем не в нее, а в постороннего человека, и это даже смешно; как в комедиях, где люди весело падают в бассейны, жизнерадостно кидают друг в друга тортами и сидя в шикарных ресторанах, непринужденно поливают платья от кутюр разноцветными коктейлями.

– Ты, точно, псих, – пробормотал художник и решив, что дальше разговаривать с Костей бесполезно, повернулся к Аревик, – господи, девушка! Как же вы поедете домой?

– Поймай ей тачку и пусть катится! – Костя неуклюже вытащил бумажник, – на… как тебя там?..

Протянув руку, Аревик медленно вытащила купюру из его пальцев. В конце концов, ей действительно надо было каким-то образом попасть домой… или нет, такое объяснение пришло гораздо позже, а сначала ей безумно захотелось просто коснуться руки, превратившей ее в пусть нарисованное, но чудо. И она сделала это…

– Вам надо умыться, – предложил безымянный художник.

– А воды в сортире нет! Я полчаса назад ссать ходил, – ехидно проинформировал Костя, вновь наполняя стакан.

Опасаясь повторения событий, художник попытался заслонить Аревик собой. Он крепко держал ее за руку, и умом Аревик понимала, что о ней заботятся, но лучше б на нее вылили все остальное вино, чем закрывать портрет! Теперь она, наверное, сойдет с ума, глядя на себя в зеркало!..

– Вы простите его. Когда пьяный, он совсем дурной, – пояснил художник.

– Кто дурной? Я?.. – Костя попытался встать, но не смог.

– Пойдемте отсюда, – художник потащил Аревик прочь.

Она попыталась сопротивляться, но поскольку не могла объяснить своих поступков, сочла за благо подчиниться разумному, трезво мыслящему человеку.

– Подожди здесь, – художник оставил Аревик в дверях, а сам вышел на улицу в поисках транспорта.

На лице вино уже высохло, стянув кожу, но футболка оставалась еще влажной и противно липла к телу. Аревик закрыла глаза. Ей вдруг показалось, что никакого портрета не существует, а это ее собственные желания и мечты выплеснулись наружу красным вином. Вернее, это и не вино вовсе, а ее кровь, ведь не зря говорят, что «желания у нас в крови…»

– Идем, – художник прервал ее мысли, снова взяв за руку, – там Виктор стоит. Он тебя отвезет. Повезло, а то в таком виде и не остановится никто.

Аревик, будто сомнамбула, позволила вывести себя на улицу и усадить в машину.

– Куда едем, красавица? – скептически усмехнулся Виктор.

– Прямо, – нехотя ответила Аревик, – там я покажу.

– Ну, козел, – Виктор завел двигатель, – пока трезвый – нормальный человек, но я уж забыл, когда видел его трезвым, – перестроившись в нужный ряд, Виктор окинул попутчицу критическим взглядом, – да, лихо он вас разрисовал…

– Все ерунда, – Аревик смотрела в окно, представляя лицо, на портрете. Разве остальное имело какое-нибудь значение?..

Когда она вылезла из машины, две соседки, скучавшие на лавочке, мгновенно встрепенулись – наверное, в первый момент вино им тоже показалось кровью. Чтоб избежать расспросов, Аревик проскочила в подъезд даже быстрее, чем уехал Виктор, однако ужас, отразившийся на лицах, успел вернуть ощущение реальности. Портрет остался портретом. Впереди ее ждала квартира, наполненная безысходностью, а сама Аревик застыла в крохотном промежутке времени, находящемся на границе миров. Но куда можно деться, если все уже предопределено заранее?..

Захлопнув за собой дверь, она остановилась, взирая на привычное убожество каким-то новым взглядом. Совершенно непроизвольно представила, как та красавица входит сюда, и что она при этом чувствует. Это даже не унижение, не разочарование, не раздражение, не растерянность, не смех… это… Да ничего б она не почувствовала, потому что никогда б не вошла сюда! Ее жизнь должна представлять собой… – фантазии рванулись с низкого старта, но реальность напомнила о себе физическим дискомфортом.

Аревик направилась в ванную. Электричество уже включили, и она внимательно рассматривала свое отражение в круглом зеркале. Показалось, что пресловутое пятно расползлось по всему лицу, делая его еще уродливее. Включила воду и начала судорожно тереть щеки. Раковина окрасилась розовыми потеками. Взглянула на свои руки, и неизвестно почему перевела взгляд на запястья, словно страшась обнаружить там порезы. Нет, она никогда не решится на подобное!.. Сбросила на пол футболку, лифчик, которые теперь уже вряд ли удастся отстирать, и склонилась под мощную теплую струю. «Крови» больше не было, но она продолжала стоять перед глазами кадром из фильма ужасов, завихряясь воронкой над сливным отверстием. Аревик сделалось жутко. Она резко выпрямилась, больно ударившись о кран.