Виталий Вавикин - Суккубус

Она вышла на улицу. Низкие тучи плыли по ночному небу. Где-то вдалеке проехали роллеры. По автостраде на бешеной скорости пронесся мотоциклист.

– Какая-то нездоровая тишина. Правда?

Кристин обернулась. Парень был худым и неестественно бледным.

– Я тебя знаю? – спросила Кристин.

– Я друг твоей сестры. Не знаешь, где она?

– Думаю, она сейчас не настроена на любовные встречи.

– А ты?

– Боюсь, ты слишком молод для меня.

– Дай мне шанс.

– Я, пожалуй, пойду.

И снова Стивен со своими объятиями. И снова хип-хоп. И снова проникающий в легкие бит. Тук-тук. Тук-тук. Тук… Кристин выбежала на улицу.

– У тебя есть машина? – спросила она худощавого парня.

– У меня есть все, что ты можешь пожелать. И даже больше.

Тишина. Дождь и тот перестал барабанить в окна. Тучи на небе замерли. Ни звука. Ни шелеста. Брэдли вышел на улицу. «Может быть, так пахнет смерть?»

Кевин. Железные ворота были открыты. Мысли в голове путались. Прятаться за деревьями. Ждать. Следить. Он чувствовал себя загнанным зверем. Голодный волк, ведомый собственным страхом. Но у страха была плоть: нежная, теплая. Может быть, так и приходит безумие? Незаметно. На цыпочках. Подкрадывается со спины и хватает тебя за яйца.

Брэдли узнал его. Невысокий, сутулый, руки в карманах потертых джинсов. Он никуда не спешил. Шел прямо к Брэдли, опустив голову. И это лицо. Лицо из газеты. И глаза: серые, с потерянным взглядом.

Вот он, виновник этого безумия! Смотрит на него. Оценивает.

– Ты Брэдли, да?

– А ты Смит.

Вот этот дом. Серый. Безучастный. «Никогда не заходи в него», – сказала Джесс.

– Я не убивал ее.

– Это твоя жизнь.

Жизнь. Это слово показалось Кевину каким-то неестественным, нереальным, далеким от истины его бытия. Всего лишь сон. И сон во сне. И дальше. Глубже. Мысли снова спутались. Слова. Фразы. Джесс. Тепло. Смерть.

– Я должен сказать тебе… Она… Он… Оно… Велело… Жизнь. Моя. Нет. Твоя. Да. Твоя… Она больше не принадлежит тебе, – домой. Назад. В подвал. В тепло. К Джесс. – Ты убил ее… Да. Ты. Но не одну… Будут еще. Кажется. Будут… Оно… Она… Она хочет тебя, Брэдли… Да. Так она сказала… Тень. Гм. Хочет… И ты. Нет. Я… Мы. Все. Да… Мы все в одном. В этом… Понимаешь?

Брэдли молчал.

«Домой. Назад. К Джесс. Тепло», – думал Кевин.

– Ты дрожишь, – сказал Брэдли.

– Нет.

– В доме есть кофе и пара полотенец.

– Нет.

– Тебе нужно согреться.

– Нет.

– Кевин? – позвал его суккуб.

– Да?

– Дом проклят.

– Да.

– Вернись в свой подвал.

– Да.

– Там тепло.

– Да.

Тишина. Небо. Ворота.

Кристин. Маккейн привез ее в свой дом.

– Ты здесь живешь? – спросила она.

– Да. Нравится?

– Не знаю. Может быть, когда линия города доберется сюда, то… А так, как-то одиноко.

Они обогнули старый фонтан.

– Твоя сестра частенько приезжала сюда.

– Вот как?

– И Фэй. И Джесс.

– Джесс?

– Да. Они с твоей сестрой были хорошей парой.

– Что?

– Ты разве не знала? – улыбнулся Маккейн.

– Нет. – Они вошли в дом. – Но теперь я понимаю… – Маккейн включил свет, но Кристин была слишком занята своими мыслями, чтобы восхищаться внутренней роскошью. – Понимаю, почему Тэмми приняла все так близко к сердцу.

– По-моему, это нормально.

– Если бы ты знал, что она вбила себе в голову! – Кристин наконец-то огляделась. – Не слишком много места? Напоминает ангар для самолетов.

– Выпьешь?

– Да, пожалуй.

– Так что там с твоей сестрой?

– С Тэмми? – Кристин посмотрела на старое кресло. – На это можно садиться? Не развалится?

Маккейн поморщился.

– Вот твое вино.

– Ах, да. Спасибо.

Они выпили.

– Еще?

– Хочешь напоить меня?

– Мне это ни к чему.

– Вот как? Думаешь, прокатил меня на дорогой тачке, привез в этот дом и все? Я твоя?

– Нет.

– Есть что-то еще?

– Картины.

– Что?

Маккейн поднялся на ноги.

– Пойдем. Обещаю, они не разочаруют тебя.

– Боюсь, я не очень разбираюсь в искусстве…

– Этого и не нужно. В мире есть много вещей, к которым невозможно подготовиться заранее. Они просто случаются и все. Понимаешь?

– Боюсь разочаровывать тебя, но я уже выросла из подобных речей.

– Правда?

– Ага, – Кристин снисходительно улыбнулась.

– Нет.

– Что нет?

– Ты ошибаешься. Из этого невозможно вырасти.

Утро разогнало тени, развеяло, растворило в томных лучах, пробившихся сквозь дождевые тучи. Маккейн остановил машину. Кристин помахала ему рукой.

Брэдли.

– Я видел его, – сказал он, дождавшись возвращения брата.

– Кого? – Маккейн был хмур.

– Кевина Смита. Он приходил сюда, пока ты был в городе.

– Кристин сказала, что ее сестра, Тэмми, тоже видела Смита… – Маккейн помолчал и добавил, – и Джесс.

Брэдли кивнул.

– Смит сказал, что она не была последней. Будут еще.

– Из-за тебя?

– Да.

– Нужно было вызвать полицию.

– Ты же знаешь, что она не поможет.

– По крайней мере арестует Смита.

– Но эти твари…

– Они не всесильны, Брэдли.

– Что?

Маккейн промолчал. Кристин. Он все еще чувствовал тепло ее руки в своей ладони. Видел мозаичный пол у них под ногами. Слышал шепоты. Видел, как оживают рисунки на окруживших их стенах. Чувствовал теплое дуновение ветра. Запах нарисованных цветов…

– Она видела их, Брэдли.

– Кто?

– Сестра Тэмми.

– Ты говоришь о картинах?

– Ты знаешь, что это больше чем картины.

– И что?

– И ничего.

– Разве такое возможно?

– Я не знаю. Эта сука просто смотрела на них и видела лишь масло.

– Может быть, она притворялась?

– Никто не может притворяться там. Это наш мир. Наша семья. Наша власть! – Маккейн подошел к окну. – Что, черт возьми, происходит, Брэдли?!

– Ты имеешь в виду сестру Тэмми?

– Я имею в виду все: ты, Смит, Джесс, теперь эта сука Кристин!

– Я не знаю.

– Так не должно быть, Брэдли! Наша власть… Она… Она… – Мак-кейн в бессилии сжал кулаки. – Черт возьми, иногда мне кажется, что мы всего лишь слуги чего-то большего, необъяснимого… И ему наплевать на нас. Оно служит нам до тех пор, пока мы служим его интересам, его целям… А потом оно отвернется от нас, забрав все, что дало… И это будет конец… Конец нашей жизни. Понимаешь, Брэдли?

Глава третья

Благотворительный детский дом имени Джерома Хопкинса. Семилетний мальчик с темными коротко стрижеными волосами.

– Дядя Клайд! – просиял он и бросился со всех ног на встречу. Кинг нагнулся, позволяя ему повиснуть на своей шее.

– Ну, здравствуй, Томас. Здравствуй, – Кинг поднял его на вытянутых руках. – Ох, а ты потяжелел! – поставил на ноги. – И подрос!