Елена Хисамова - Дьявольские близнецы

     К тому же в районе маньяк объявился со странным прозвищем Фишер. И хотя по слухам уродовал и убивал душегуб мальчиков-подростков, кто знает, что от изувера ожидать. Вдруг ему назавтра старухи слаще покажутся. У Захаровны на душе от такой обстановки прямо кошки скребли. А тут ещё эти дети. Заведующая частенько на летний сезон левых ребятишек набирала. Уж больно охоча она была до денег и подарков. Брала в основном ювелирными изделиями, а предпочтение отдавала на заказ изготовленным, штучным вещицам. Только засверкают в её ушах новенькие серёжки с бирюзой, и в декольте заблестит массивная цепочка искусного плетения, персонал сразу понимал: жди пополнения в сопливых рядах. Как назло, все новенькие Захаровне в группу достались. Их трое всего было. Мальчишка лет пяти – Денис, драчун и забияка, для яслей переросток уже. И две сестры-близняшки: Аня и Яна. Как умилённо говорила их мать, названные  зеркальными именами.

     За четыре десятка лет Захаровна всяких детей перевидала. Задёрганных до крайности домашней тиранией, и избалованных, не знающих ни в чём отказа. Забавных малышей, приверед, хитрющих подлиз. И маленьких грустных старичков с печальными, всезнающими глазами. Но две сестрички не походили ни на одного ребёнка, из всех ранее виденных умудрённой ясельной жизнью Захаровной. Они не улыбались и не смеялись, как все дети. Они смотрели вызывающе, не по-детски понимающе. И ещё от них исходила угроза. Такое она чувствовала лишь раз в жизни до этого. Когда столкнулась нос к носу с соседским кобелём, заболевшим бешенством. Старуха, может и была малограмотна, но житейского опыта ей было не занимать. И про то, что зло часто маскируется, выдавая себя за простые обыденные вещи, она давно поняла. Зло может прикинуться безобидным, втереться в доверие. И боль оттуда, откуда не ждёшь всегда больнее. А злу только того и надо. Оно питается несчастьем. Оно смакует горе.

     Старуха нутром чуяла, что-то не то с этими девочками. С их появлением в группе начали происходить странные и пугающие события. Начать с того, что предметы постоянно оказывались не на своих местах, и Захаровне подолгу приходилось искать нужную ей вещь. На детской одежде, откуда ни возьмись, возникали надрезы и маленькие дырочки. Словно кто-то специально разрезал их бритвой и протыкал ножницами. Карандаши для рисования, с таким трудом отточенные ей, оказывались сломанными. Листы в альбомах надорванными и измятыми. К тому же, ранее никогда не болевшие в её группе дети начали чувствовать всевозможные недомогания. Кто на животик жаловался, кто на уши. И бесконечный насморк, кашель и головная боль.

      Тот денёк, недаром тринадцатое число было, не задался с самого утра. Сначала нудный дождь не позволил вывести детей на прогулку. Сидеть на террасе малышам было скучно. Они капризничали и озорничали. Захаровна едва дождалась обеда. Вскоре все шалуны, накормленные лежали в кроватках. Старуха тоже прилегла. У неё самой поднялось неизвестно откуда взявшееся давление, о котором до этого она знать не знала. Захаровна вообще отличалась отменным здоровьем. Молодым товаркам форы не давала: ни в работе, ни в веселье. За праздничным застольем наравне со всеми чашки поднимала, не пропускала ни одного тоста.

     После тихого часа приехали родители близняшек. К слову, эта супружеская пара была очень приятная. Оба молодые, красивые. Только странно, дочери ни на мать, ни на отца не походили. Мать их, Светлана, тоненькая блондинка, нежная, вся какая-то светящаяся, напоминала Захаровне Снегурочку из сказки. А отец – Павел, полная ей противоположность. Чернявый, как цыган, глаза, что вода в озере, синие. От таких мужиков девки головы теряют и готовы бегать за ними, как собачонки. Мать, та видно, что души в дочерях не чаяла, наглядеться на них не могла. Отец, тут Захаровну не обмануть, только фасад соблюдал, что радуется встрече. Тягостно ему было. На лицо нет-нет, да сумрачные тени находили.

     К вечеру распогодилось. На соседствующей с садом территории пионерского лагеря царило оживление. Там затеяли День Нептуна. Ряженые сновали туда - сюда, готовясь к вечернему представлению. Захаровна уже усадила всех малышей за столики и приготовилась раскладывать картофельное пюре с селёдкой, машинально подумав, что не отказалась бы от рюмашки под такую закусь, как в дверь заглянула её безалаберная напарница Татка. Захаровна чертыхнулась про себя, но подошла узнать, в чём дело. На улице рядом с Таткой стоял чёрт. Ненастоящий, конечно, но в первую секунду у старухи аж сердце ёкнуло. Это Таткин хахаль – пионервожатый, вырядился  так для праздника. Напарница довольно рассмеялась, увидев реакцию Захаровны, и начала упрашивать старуху, чтобы ряженый прошёл через дверь в спальне, соединявшую две группы и напугал её закадычную подружку Ксюху, которая дежурила в одну с Захаровной смену. Она так быстро трещала, что Захаровна даже обдумать не успела её просьбу. Татка втолкнула своего приятеля в дверь, и тут началось светопреставление. Дети вскинулись и заорали все разом. Нет, не так. Все, кроме близняшек. В истеричном крике детей явно слышались безумные ноты. Захаровна металась от одного к другому, шикала, успокаивала. Группа вопила. Беспутная Татка мигом исчезла вместе со спутником. В отчаяньи Захаровна схватила из сушилки половник и со всей силы шарахнула им по столу. Дети разом замолчали и тут же закричали вновь. Старуха стукнула снова. Молчание, за ним дружный крик. Только третий удар заставил их умолкнуть. Она перевела дух и только тогда заметила, что сестрички улыбаются. Но улыбаются зловеще, до дрожи жутко. Кое-как накормив группу и проделав необходимые гигиенические процедуры на ночь, она повела детей в спальни. Это были две крохотные комнаты, уставленные по стенам и в центре детскими железными кроватями, оставлявшими узкие проходы между ними. Дети безропотно улеглись, напуганные страшным чёрным человеком, внезапно ввалившимся в дверь. Захаровна каждому не по разу объяснила, что дядя понарошку так оделся, и кожу покрасил чёрной краской. Ребятишки смотрели на неё испуганными глазёнками, кивали головками, что понимают. Но стоило ей погасить свет, как один за другим они начинали громко плакать.

« Не было печали, черти накачали! – мысленно кипятилась старуха. – Татка, сучка, подсуропила. А я расхлёбывай! Что делать-то? Как их успокоить? Так и будут всю ночь орать по очереди. Вот странно. А близняшки не пикнули даже. И довольные такие, мерзавки. В первый раз за всё время, что они здесь, увидела, что улыбнулись».

Наконец, часам к двенадцати в группе установилась тишина. Старая воспитательница ещё раз обошла спальни, подойдя к каждому ребёнку. Последними на пути её обхода были кроватки близнецов. Она подошла к первой. Кто на ней лежал, Яна или Аня старуха не могла с уверенностью определить. Девочки были похожи во всём, даже крупные родинки, по форме напоминавшие крохотные ягоды клубники у них были одинаковые и на одном и том же месте – внутренней поверхности правого бедра. Старуха склонилась над первой малышкой. Глаза её были закрыты, но по слабому дрожанию ресниц, Захаровна поняла, что ребёнок не спит, притворяется. Внезапно ей стало страшно. Она не стала подходить ко второй и заторопилась на своё неудобное ложе.