Яцек Пекара - Слуга Божий

Когда услышала скрежет ключа в замке (стражник опять не мог с ним справиться), она вскочила с соломы, на которой лежала.

— Ты свободна, — сказал я. — Обвинение в колдовстве и убийствах снято.

Смотрела на меня, как бы не понимая до конца того, что я говорю. Она смахнула со лба упрямый локон спутавшихся волос.

— Так просто? — наконец тихо спросила она.

— А что ж ещё можно сказать? — Я пожал плечами. — Умеешь писать?

Она кивнула.

— Тогда составь список причинённого тебе ущерба. Я прослежу, чтобы городская казна выплатила тебе всё до гроша.

Она улыбнулась, будто только сейчас до неё дошло, что всё это правда, а не шутка или пытка.

— Составлю, — сказала она со злобой в голосе. — О, несомненно, составлю…

— Да, и ещё одно, — сказал я, стоя уже на пороге. — Твой подвал не самое безопасное место под солнцем. На твоём месте я бы не спускался в него без особой нужды.

Я даже не потрудился обернуться и увидеть выражение её лица.

Сейчас я мог спокойно вернуться в корчму. Второй сидел пьяный в дымину и попивал попеременке то из кружки, полной пива, то из кубка, полного горилки. Он рассказывал какую-то необыкновенно похабную историю, а его собеседники надрывали кишки от смеха. Второй, если только захочет, может располагать к себе людей. Это полезно в нашей профессии. Сейчас у его стола сидело шестеро мужчин, и поспорю, никто из них уже не помнил, что Второй является помощником инквизитора. Мне только было интересно, пригодится ли на что-нибудь его пьянство нам в работе. Зная Второго, я мог надеяться, что всё-таки пригодится.

Я вошёл в корчму, старясь не обращать ничьего внимания, но Второй, конечно, меня заметил и едва заметно кивнул. Я взобрался по лестнице до моей комнаты и лёг в сапогах на кровать. Мне хотелось спать, но я знал, что день мы ещё не закончили. Потом будет время на сон, хорошую выпивку, хорошую жратву, и может и ещё на кое-что. Хотя, когда я вспомнил шлюшку, которую бургомистр прислал ребятам, то счёл, что лучше потешить могут большой палец и его четыре брата.

Уже через минуту я услышал тихий стук, и внутрь вошёл Второй. Сейчас он уже не выглядел ни пьяным, ни весёлым.

— Что там, сынок? — спросил я. — Присаживайся.

Он сел на табурет, потряс бутылкой, после чего откупорил её и порядочно глотнул.

— Если уж начал, то не могу остановиться, — сказал он, объясняя. — Я боялся слишком уж выспрашивать, но что-то там, как бы, знаю…

— Ну? — я подбодрил его.

— Есть в городке такой человек. Вроде врач, кажется, его когда-то даже вызывали к местной знати. У него книги, Мордимер, много книг…

— У меня в Хезе тоже книги. — Я пожал плечами. — И что из этого?

— У тебя да, но здесь? Также говорят, что он подбивал клинья к этой крошке, но, похоже, был, как бы, не слишком смелым…

— Это уже что-то, — сказал я.

— И самое интересное, Мордимер, — он улыбнулся и прищёлкнул пальцами.

— Давай.

— Это брат грёбаного бургомистра. Сводный-то сводный, но всегда, как бы, брат.

— Ха! — Я опустил ноги с кровати. — Ты прекрасно справился, сынок. Сейчас иди спокойно пить, а мы нанесём визит господину доктору. Если всё пойдёт удачно, вскоре разожжём здесь приличный костёр. Или в Хезе, — добавил я немного погодя.

Доктор жил неподалёку от рыночной площади, поэтому коней, разумеется, мы оставили в конюшне. Пусть себе отдыхают и жуют вкусный овёсик, ибо скоро ждёт их снова долгая дорога. Благо, солнце несколько подсушило эту проклятую грязь, и я надеялся, что дальнейшую часть пути мы проведём в более приличных условиях. Ну, а до этого нам надо было закончить все дела здесь, в этом самом Томдальце. Кстати, что за варварское название, любезные мои.

Мы шли через рыночную площадь, и я видел взгляды, которые следили за нами. Нет, чтобы кто-то разглядывал нас открыто и нагло, стоял, щуря зенки и наблюдая за каждым нашим шагом. Нет, не так, дорогие мои. Люди подглядывали из-за ставень, украдкой высовывали головы из переулков. Нехорошо проявлять излишнее любопытство к инквизиторской работе, ибо в любой момент инквизитор может пригласить к себе, так ведь? По крайней мере, именно так всё это представляют себе простолюдины.

Дом доктора был каменным и добротным. Построенный из хорошего, красного, ровненько уложенного кирпича. Усадьбу окружал деревянный забор, высокий, ибо он был чуть выше моей головы. В саду росло несколько одичавших яблонек и одна вишня, усыпанная, как проказой, засохшими, маленькими вишенками.

— Прирождённый садовник этот доктор, — произнёс Смертух.

Я толкнул деревянную калитку, и мы вошли в сад. Из покосившейся конуры выскочила собака с ощетинившейся, в колтунах шерстью. Она даже не залаяла и не зарычала, только сразу бросилась на нас. Не успел я ничего сделать, а уже услышал тихое скуление, и стрела попала зверю прямо в грудь. Пёс перевернулся в воздухе и свалился на землю мёртвым, с оперённым болтом, торчащим в грязной шерсти.

— Хорошая работа, сынок, — сказал я.

Мы поднялись на крыльцо по деревянным, отполированным временем и подошвами сапог ступенькам. Я сильно постучал в дверь. Раз, второй, потом третий.

— Ну что ж, Смертух… — сказал я, но не успел закончить, как изнутри мы услышали шарканье, а потом голос, который звучал так, будто кто-то водил напильником по стеклу.

— Кого черти носят?

— Открывай, приятель, — сказал я. — Именем Святой Службы.

За дверью воцарилась тишина. Долгая тишина.

— Смертух, — произнёс я спокойно. — Всё-таки тебе придётся…

— Уже открываю, — сказал голос изнутри. — Хотя не знаю, чего может хотеть от меня Святая Служба.

Мы услышали скрежет отодвигаемого засова. Одного, второго, потом третьего. И после этого ещё щёлкнул ключ, поворачиваемый в замке.

— Твердыня, а? — съязвил Смертух.

Двери приоткрылись, и я увидел мужчину с худым, заросшим седоватой щетиной лицом. У него были чёрные, быстрые глаза.

— Дайте-ка я присмотрюсь… Да-а, я видел вас, магистр инквизитор, на рынке. — Мы услышали бряканье снимаемой цепочки, и двери открылись шире. — Прошу, входите.

Изнутри шибануло зловонием… Причём, не обычным зловонием замухрышки, нестиранной одежды, немытых тел или испорченных продуктов, какого можно было ожидать. О, нет, мои дорогие, это было другое зловоние. В этом доме варили травы, сжигали серу, плавили свинец. Наш доктор занимался, видимо, и медициной, и алхимией. Впрочем, это часто шло в паре, и Церковь не видела в этом ничего плохого. До поры, ясное дело.

— Пожалуйста, пожалуйста… — Доктор вдруг увидел лицо Смертуха, и голос застрял у него в горле.