Виталий Вавикин - Дети ночных цветов. Том 2
– У вас вроде пропал ребенок. – Он растерянно хлопнул глазами. – А это не шутки и…
– Этот ребенок? – оборвала его Гвен, открывая шире дверь, чтобы он мог увидеть Томаса.
– Я не пропадал. Я прятался здесь. Под кроватью, – сказал Томас, бросая недобрые взгляды на кровать, где лежал ремень.
– Под кроватью, значит… – задумчиво протянул управляющий. – Растите сына одна? – неожиданно спросил он Гвен. Она осторожно кивнула. – Это сложно. Особенно мальчика. Ему нужен отец. Любой отец. Понимаете, о чем я?
Гвен снова осторожно кивнула. Управляющий снова посмотрел на Томаса и перед тем как уйти погрозил ему пальцем. Гвен закрыла за ним дверь, чувствуя, как бешено бьется сердце.
– Ты перестанешь втягивать нас в неприятности или нет? – спросила она, поворачиваясь к Томасу.
Он молчал, не зная, что сказать. «Нет, все-таки придется выдрать его, – решила Гвен, и на этот раз не было уже ни сомнений, ни жалости. – Так действительно будет лучше для него». Она посмотрела на кровать, где оставила ремень, но ремня там уже не было.
– Положи на место, – велела Гвен Томасу. Он решительно покачал головой. – Положи на место, иначе хуже будет. Думаешь, я без ремня не смогу тебя наказать? – Томас пожал плечами, попятился. – Кроме того, у меня в сумке есть еще один ремень, – предупредила его Гвен. Он не ответил. – Не веришь? А зря. Им будет еще больнее. – Она шагнула к нему, заставляя вжаться в стену. – К тому же я могу просто отодрать тебя за уши. Выбирай. – Гвен заметила, как Томас бросил короткий взгляд на прикроватную тумбу.
«Не так уж сложно понимать детей», – сказала она себе, подошла к тумбе и достала из ящика спрятанный там братом ремень.
Весь следующий день они почти не разговаривали, но и выходок Томаса больше не было, если не считать его отказ следить за картой. Гвен наблюдала за ним, уверяя себя, что скоро обида пройдет и он вынесет из этого полезный урок. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, но затем решила, что им обоим, наверное, будет лучше немного помолчать.
Вечером, остановившись в отеле недалеко от Феникса, Гвен взяла ужин в номер и сама включила телевизор, выбирая канал, где шел фильм, который мог бы понравиться брату. Какое-то время Томас старательно отворачивался от экрана, но затем интерес взял верх. Гвен протянула ему коробку с ужином, разрешив есть на кровати, и села рядом, когда брат увлекся фильмом. Обиды, казалось, забылись.
«Кажется, ремень действительно пошел на пользу», – подумала Гвен, однако уже в Фениксе Томас снова начал доказывать ей, что это не так. Гвен пришлось сменить шесть отелей и три места работы, причем в последнем отеле Томас едва не поджег их номер. Он ломал мебель, разрисовывал стены, как-то добрался до кабельного телевидения и, вернись Гвен с работы чуть позже, они лишились бы половины своих сбережений.
Добрый десяток раз Гвен бралась за ремень, но это помогало максимум на пару дней, затем все начиналось снова. Гвен нравился Феникс, нравились люди, с которыми она знакомилась на работе, нравились разнообразные соседи, нравились временные работы, нравилось, что никто особенно не обращает на них внимания, не задает слишком много вопросов, но вот Томас… Иногда ей начинало казаться, что он просто не может привыкнуть к жизни в большом городе. Брат напоминал ей дикого зверька, которого окружили люди, и он бросается на них не от злости, а от страха, только в случае с Томасом, вместо зубов и когтей зверя выступали хитроумные планы, направленные на то, чтобы испортить жизнь сестре и окружающим их людям.
«Но ведь он вел себя так же и до Феникса», – вспомнила Гвен и окончательно потерялась в догадках. Единственное, что приходило ей в голову, – Томас обижается на нее за то, что она слишком много времени проводит на работе. Пытаясь исправить это, она начала водить его в парки аттракционов, зоопарки, кинотеатры – куда угодно, лишь бы он снова стал тихим, спокойным ребенком, как и раньше.
«А разве был он когда-то тихим и спокойным?» – иногда спрашивала себя Гвен, вспоминала жизнь в Луизиане и не без грусти допускала мысль, что Томас, возможно, просто взрослеет, что ему нужно время, а ей – терпение. «Вот только кто сдастся первым?» – Гвен думала об этом крайне редко, стараясь не заострять внимание на этом вопросе. «Дети есть дети. А Томас, вдобавок ко всему, еще и мальчишка. Вот и все».
Какое-то время это помогало Гвен терпеть его выходки. Помогало до тех пор, пока Томас не обошел всех жильцов отеля и не рассказал душещипательную историю, как над ним издевается его мать. Под словом «мать» он имел в виду Гвен. Он даже показал сердобольным соседям синяки и ссадины, полученные во время своих игр, придумав такие истории, что когда Гвен услышала их, ей самой стало жалко брата, хотя она и знала, что это ложь. Собравшимися у ее квартиры были преимущественно женщины, но из множества возмущенных голосов Гвен слышала и пару мужских.
– Что, вы уже вызвали полицию? – спросила она их, награждая Томаса устало-печальным взглядом. Увидев, что она смотрит на него, он перестал хмуриться и непроизвольно улыбнулся, словно спрашивая, понравилась ли ей его шутка.
Разговор с соседями длился больше часа и закончился всеобщим порицанием Томаса за его шутку. Единственным, кто молчал, была сама Гвен. Томас искоса поглядывал на нее, но она притворялась, что не замечает его. Даже когда они остались дома наедине, Гвен не произнесла ни слова. Томас попытался принять эту игру в молчанку, но сдался уже утром, даже попытался извиниться, но Гвен притворилась, что не слышит его.
Она приготовила завтрак, поела сама, оставила еду для брата на столе и ушла на работу. Вечером она вернулась. Ничего не случилось. Томас сидел дома, выстраивая из мебели гараж для игрушечных машин. Гвен накормила его и ушла, решив, что сама поест в каком-нибудь кафе. Когда она вернулась, он уже спал. Она просмотрела телевизор до полуночи и тоже легла. Утром Томас попытался заговорить, не получил ответа, выждал пару минут, снова попытался заговорить. Когда Гвен вернулась с работы, он подошел к ней и попросил прощения. Она посмотрела на него и, кивнув, пошла на кухню, готовить ужин.
– Это значит, что все снова нормально? – спросил Томас.
– Не знаю, – сказала Гвен и услышала его радостный возглас.
– Я уж боялся, что мы никогда больше не будем разговаривать! – закричал брат. Его оживление насторожило Гвен, и она решила, что на вечер снова уйдет куда-нибудь.
Еще больше недели она продолжала держать брата на расстоянии, затем сдалась. «Вот теперь он все понял. Теперь от него больше не нужно ждать никаких выходок», – попыталась уверить себя Гвен, решив, что если хотя бы раз в месяц будет проводить подобные воспитательные работы, то сможет полностью избавить Томаса от его ставшего вдруг скверным характера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});