Пол Хьюсон - Сувенир

Брови Энджелы взлетели кверху. Она усомнилась, верно ли расслышала, и раскрыла от изумления рот.

— Это почему же?

Миссис Салливэн встала, подошла к раковине и начала смывать с рук порошок для чистки серебра.

— Вы верите в удачу?

Энджела вытаращила глаза на спину экономки, выражавшую неприязнь.

— В удачу? — Она немного подумала. — Конечно. Наверное, верю. А что? При чем тут это?

— Значит, и в невезение верите?

Энджела нахмурилась. Что она несет, черт ее возьми?

— Наверное, должна, — признала она. — Если веришь в одно, то нужно верить и в другое. А что?

Она опустилась на стул, который только что освободила миссис Салливэн.

Миссис Салливэн подошла к столу и с силой оперлась на него ладонями. Она взглянула прямо в глаза Энджеле и выпятила подбородок.

— Ну так поверьте мне на слово, — тихо проговорила она. — Этот камень приносит несчастье.

Энджела потерянно уставилась на экономку.

— Камень?

Лицо немолодой женщины исказила гримаса нетерпения.

— Колдовской камень, который вы привезли из Ирландии. В этом доме он только один. Тот, на полке в гостиной. — Она собрала вычищенные безделушки. — Говорю вам, они приносят несчастье, — с нажимом повторила она и подалась вперед, прижимая безделушки к переднику на животе. — Ваша подруга, бедняжка, а теперь котик, — прошептала миссис Салливэн. — Скажите мне, что это не несчастья, коли можете.

И направилась со своим грузом к двери.

— Я бы не стала держать такое на каминной полке, — объявила она. — И голыми руками притрагиваться не стала бы.

И скрылась.

Энджела смотрела ей вслед, раздираемая противоречивыми чувствами — удивлением, недоумением, нарастающей злостью. Да злостью ли? Не походило ли это чувство скорее на страх? Нет. Что-то внутри Энджелы решило, что это была злость — справедливая злость, с которой можно справиться, дать ей выход, разумно объяснить. В конце концов, Энджела все еще была сильно расстроена ссорой с Шоном — вот вам и почва для злости. Было достаточно противно стоять и вежливо притворяться, будто веришь всякой ерунде про енотов, а после из-за снисходительности Шона почувствовать себя истеричным дитятей. Но напороться еще и на нравоучения миссис Салливэн? Совершенно невероятно, как этой бабе хватило нахальства вылезти в такой момент со своими нелепыми байками!

— Миссис Салливэн! — резко крикнула она.

Ответа не было. Энджела слышала, как экономка тяжело топает наверху.

— Миссис Салливэн! — снова позвала она, погромче, разъярившись от того, что на нее не обращают внимания. — Я хочу, чтобы вы вымыли полку, слышите? Мне плевать, считайте этот камень хоть самим Сатаной. Наденьте резиновые перчатки, что ли. Хватит с меня на сегодня всякой чуши. Просто позаботьтесь, чтобы к моему возвращению все было сделано. Хорошо?

Энджела подошла к двери?

— Договорились? — проорала она. — Миссис Салливэн?!

Ответа она не получила.

Обед с Джеком Вейнтраубом в «Демонико» прошел весьма уныло. Разговор почти все время вертелся около последней поездки Джека на фестиваль в Канны.

Шон без конца бросал на Энджелу испытующие взгляды, но она оставалась холодной, смотрела свысока и ела без аппетита, не позволяя ему так легко сорваться с крючка.

Когда ближе к вечеру они снова встретились дома, Шон пообещал сменить все двери, если это сделает Энджелу счастливой, и она, не в силах больше дуться, смягчилась. Свой мир они скрепили тем, что впервые за три дня занялись любовью. Позже Шон повез ее ужинать: оба попросту не могли смело встретить перспективу готовить еду. Им удалось попасть в «Бэй Тауэр Рум», не заказывая столика заранее.

Домой они вернулись за несколько минут до полуночи.

Энджела поставила кофе на утро, а Шон тем временем пошел по дому закрывать ставни.

Когда Энджела наполняла кофейник водой, ей на глаза попалась пустая кошачья миска, и она снова ощутила ужас, отвращение и подавленность. Откуда-то послышался голос Шона:

— Сдаюсь. Куда ты его теперь переставила?

Она угрюмо вернула банку с кофе в шкафчик и пошла посмотреть, о чем речь.

Шон оказался в гостиной. Он смотрел на каминную полку.

Камня не было. Крестильная чашечка Энджелы ярко блестела, под ней шелковисто сияла полировкой полка. От пыли не осталось и следа.

У Энджелы зародилось тайное подозрение, что она знает, в чем дело, однако поначалу она ничего не сказала Шону. Они перевернули все вверх дном, не пропустив ни комнаты. Как она и ожидала, никаких следов пропажи они не нашли.

После получаса бесплодных поисков они сыграли отбой. Энджела устало бросилась на диван. К этому моменту ее действительно не волновало, что же стало с камнем. К тому же она чувствовала, что несправедливо и дальше держать Шона в неведении.

— Готова спорить, она знает, — медленно проговорила она.

Шон шумно задвинул ящик комода, в котором искал.

— Кто?

— Миссис Салливэн.

Он с любопытством оглянулся на нее.

— Думаешь, это она его взяла?

— Нет. Думаю, она от него избавилась.

— Зачем ей это делать?

— Она сказала мне, что он приносит несчастье.

— Несчастье?

— Так она сказала.

Энджела встала и принялась выключать свет.

— Я ее завтра спрошу.

У Шона был встревоженный вид.

— Будь потактичнее. Она такая обидчивая. Было бы ужасно остаться без домработницы.

Энджела помолчала, гадая, не рассказать ли ему об уже состоявшемся разговоре. И решила, что не нужно.

— Хорошо, — пообещала она.

После того, как утром Энджела вихрем вылетела из дома, миссис Салливэн остановилась перед каминной полкой и заспорила сама с собой. В отдалении лязгали мусорные баки и выл мусоровоз, совершавший свой еженедельный объезд. Следовало принять решение, а времени на раздумья было не так уж много.

Когда миссис Салливэн в первый раз заметила лежавший на каминной полке камень, проснулись туманные воспоминания детства о другой каменной голове, которая принадлежала зажиточной соседке ее бабушки в округе Мэйо. Она припомнила сказки, слышанные в деревянных зальчиках деревенского кабачка, и голоса, шепотом объяснявшие, к чему ведет обладание таким камнем и как дорого приходится платить за такой сомнительный источник процветания.

А еще миссис Салливэн вспомнила странные преждевременные смерти: мужчину, запертого в своей же конюшне с проломленной головой, покалеченный скот, спустившуюся на деревню завесу страха. Вскоре ее родители перебрались из тех мест, так что конец истории ей так и не удалось услышать. Потом, через много лет, в Бостоне она наткнулась на женщину, которая когда-то жила в той же деревне, и та рассказала, что старуха умерла в весьма преклонном возрасте. Что стало с камнем, никто не знал. Предположительно его унаследовала ее дублинская родня, хотя ходил слушок, будто перед тем, как покойницу положили на стол, в дом проскользнул священник и похитил его.