Евгения Грановская - Особняк у реки забвения

Тимур Маратович собрался было что-то сказать, но не успел – Сухова прижалась к нему всем телом и поцеловала в губы. Затем отстранилась и снова вгляделась в лицо тьютора. На лбу у Тимура Маратовича заблестели капельки пота.

– Вы очень решительная женщина, – выдавил он.

Виктория Петровна улыбнулась и проворковала:

– Вы меня еще не знаете. Идемте в мой номер.

– Зачем?

– Хочу вам кое-что показать.

– Но…

– В рамках «программы оздоровления», – насмешливо добавила Виктория Петровна. – Вы же хотите знать, что творится у меня в душе?

– Да… пожалуй.

– Ну, вот. Я предоставлю вам такую возможность.

Она взяла тьютора за руку и потащила за собой.

– Но мы не можем… – запротестовал было Тимур Маратович.

– Можем, – отрезала Сухова. – И я бы на вашем месте не сопротивлялась.

Спустя полчаса Виктория Петровна поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Тьютор лежал в кровати за ее спиной. Встретившись с ним взглядом в зеркале, она нахмурилась и сказала:

– Не смотри на меня.

– Почему? – спросил Тимур Маратович.

– Не люблю быть голой.

Мужчина улыбнулся:

– Зря. У тебя красивая фигура.

Виктория Петровна поморщилась:

– Слишком сухопарая и жилистая.

– Мне нравятся худощавые женщины, – заверил ее тьютор. – Для меня твоя фигура – почти идеал.

Виктория Петровна оглянулась и посмотрела Тимуру Маратовичу в глаза.

– Ты говоришь правду?

– Да.

– Что ж, тогда…

Она выпрямилась перед трюмо, чтобы тьютор мог видеть ее обнаженное тело все целиком. С полминуты поворачивалась перед зеркалом то одним, то другим боком, давая своему партнеру насладиться зрелищем. Затем сказала:

– Ну все, хватит. Мне пора одеваться.

Она потянулась за нижним бельем, сложенным на стуле.

– Только делай это медленно, – попросил Тимур Маратович.

– Зачем? – удивилась Виктория Петровна.

– Видишь ли… – Тьютор слегка смутился. – Меня возбуждают одевающиеся женщины.

Сухова усмехнулась:

– Никогда бы не подумала, что ты такой горячий. Ну, хорошо. Смотри и наслаждайся.

Она принялась неторопливыми и изящными движениями рук ласкать свое тело. Вскоре услышала, как любовник поднимается с кровати, и обернулась. Несмотря на возраст, тело у Тимура Маратовича было сухое и поджарое, как у молодого парня.

Через мгновение тьютор был уже рядом. Виктория Петровна оперлась руками на трюмо и закрыла глаза. Почувствовав, как он входит в нее, вся содрогнулась.

– Ты сводишь меня с ума… – проговорил хриплым голосом Тимур Маратович.

Сухова улыбнулась:

– Приятно слышать… Теперь ты дашь мне телефон?

– Телефон? – хрипло проговорил тьютор, продолжая сотрясать худое тело женщины ритмичными толчками. – Но у меня… нет телефона.

– Ты не понял…. Мне очень нужен телефон. – Сухова закусила губу и выгнулась дугой, как кошка. – Обещаю, я никому не скажу…

Наконец он налег на нее всем телом и облегченно вздохнул. Потом горячо прошептал ей на ухо:

– Мы действительно не сможем связаться с городом. Никак.

Несколько мгновений Виктория Петровна молчала, затем резко выпрямилась, повернулась и оттолкнула тьютора от себя.

– Тогда какого черта ты морочил мне голову? – раздраженно спросила Сухова.

Лицо Тимура Маратовича вытянулось от удивления.

– Я?

– Затащил меня в постель!

– Виктория, я не…

– Убирайся прочь из моего номера!

– Виктория, я не…

Она стала наступать на него – высокая, жилистая, с маленькой, уже начавшей подвядать грудью.

– Дай мне хотя бы одеться! – жалобно попросил тьютор.

Сухова схватила с прикроватного пуфа одежду мужчины и швырнула ему в лицо, гневно выдохнув:

– Убирайся!

От сильного толчка Тимур Маратович вылетел в коридор. Вслед полетели его ботинки.

– Виктория, я не понимаю…

Дверь номера захлопнулась.

Тимур Маратович быстро огляделся. В трех шагах от себя он увидел Ханта. Тот стоял, прислонившись спиной к стене, и спокойно смотрел на тьютора.

– А, ты здесь… – растерянно проговорил Тимур Маратович. – Мегера, а не женщина. Настоящая гарпия.

Хант продолжал разглядывать тьютора своими узкими, лишенными всякого выражения глазами.

– Может, хватит пялиться? – вспылил Тимур Маратович. – У тебя что, дел нет?

Хант «отклеился» от стены, повернулся и неторопливо зашагал по коридору.

– Черт знает что такое, – проворчал Тимур Маратович, натягивая брюки.

6

День тянулся долго. Никто не рисковал отойти от здания дальше, чем на сто метров. К полудню, наскоро, почти на ходу, перекусив стряпней Ханта, все расположились на террасе.

Арвид и вице-мэр играли в покер. Виктория Петровна Сухова пила кофе за столиком, расположенным у самой дальней стены, подальше от проклятого леса. Ирина и Максим тихо беседовали.

Тьютор читал какую-то книгу с кучей торчащих между страниц закладок. Ханта рядом с ним не было. Узкоглазый охранник отправился в лес – собрать дров для каминов. Со вчерашнего дня сильно похолодало, и грядущая ночь обещала быть сырой и промозглой.

– Странный он, этот Хант, – сказал Максим негромко.

– Да, – так же тихо отозвалась Ирина. – Мне от него не по себе. Ты заметил, как он беззвучно ходит?

Максим покачал головой:

– Нет. Я как-то не прислушивался. Впрочем, наш Хант – явно человек с насыщенной биографией. Не удивлюсь, если в прошлом он был и охотником.

– Да уж. – Ирина чуть улыбнулась уголком рта. – Так и вижу его в шапке-ушанке, на лыжах и с берданкой на плече. – Помолчав немного, Ирина, понизив голос почти до шепота, произнесла: – Максим, можно тебя спросить?

Он кивнул:

– Валяй.

– Что ты делал на лесной дороге?

Максим невесело, словно через силу, усмехнулся.

– Глупая история, даже стыдно рассказывать. Врач сказал, что мне нужны новые ощущения. Что-то вроде стресса, только с положительным знаком. Вот я и решил съездить к родителям.

– Общение с родителями для тебя стресс?

– С отцом – да. Видишь ли, он считает меня кривлякой и дармоедом. Хотя… Думаю, он давно меня простил и был бы не прочь помириться. – Максим нахмурился, брови его досадливо дрогнули. – Да дело не в этом. Просто я очень давно не видел родителей. И вроде не скучал. Но когда врач заговорил о них… Не знаю почему, но я вдруг почувствовал тоску.

– Из-за того, наверное, что ты был на грани жизни и смерти, – предположила Ирина.

– Возможно. Хотя я бы не выразился так высокопарно. Та авария перетряхнула мне не только внутренности, но и мозги. Я неожиданно осознал, что все мы смертны. И мама и папа… умрут. Может быть, даже скоро.

Он взял со стола чашку с остатками остывшего кофе, повертел ее в пальцах.