Дитя среди чужих - Филип Фракасси
Генри не обращает внимания, садится прямо и часто дышит.
– Эй, тихо! – добавляет мужчина. Громче. Тревожнее.
Руки хватают плечи Генри и тянут назад.
– Куда вы меня везете? – кричит Генри, первый раз чувствуя истинный ужас.
Он в лесу, в полном одиночестве деревьев, и это резко противоречит его представлениям о доме, школе и улицах, к которым он привык; о знакомом мире. Это словно ударяет в лицо, выплескивается на передний план сознания с каждым медленным, трясущимся ухабом и выбоиной изрытой дороги; с каждым мягким, колючим скрежетом веток по борту… фургона!
Это фургон!
– Все хорошо? – другой голос. Водителя. Генри не видит его, перед ним лишь тусклые задние стенки дверей фургона, без окон и света. Голос у водителя солидный. Жесткий. У него акцент…
– Да-да. Парень труханул. Как думаешь…
– Нет, не надо. Мы почти приехали. Пусть орет, если захочет.
Чьи-то руки впиваются ему в плечи, и тело Генри поворачивается так, что он становится лицом к лицу с первым говорившим.
– Даже не смей,– говорит он, и Генри морщится от вонючего дыхания. Как тухлый лук.
«Он уродливый»,– понимает Генри. Лицо перед ним затекшее и в красных пятнах. Брови и борода густые и черные, а глаза тускло-коричневые.
– Я не буду,– тихо хрипит Генри, и мужчина заметно расслабляется. Пальцы на плечах ослабляют хватку.
– Тогда ладно,– говорит он.– Умница.
Генри еще немного поворачивает шею, смотрит на переднюю часть фургона. Он видит затылок другого мужчины, а за ним лобовое стекло. Фары освещают движущуюся проекцию скученных призрачно-белых деревьев, за которыми нет ничего, кроме покрывала черного неба.
– Можно мне воды? – спрашивает мальчик.
Уродливый мужчина сначала смотрит на Генри, а затем качает головой.
– Почти приехали, парень,– говорит водитель со своим странным акцентом.
Генри вздыхает и позволяет себе откинуться на пол фургона. Он прижимает связанные запястья к животу и поворачивается на бок, спиной к уродливому мужчине, который воняет луком и не сводит с него глупых пустых карих глаз, будто ждет, что Генри сделает что-то плохое, что-то такое, что даст разрешение снова причинить Генри боль.
Генри закрывает глаза, стараясь не плакать. Он заставляет мысли сосредоточиться на данных, которые видит черный глаз. Мальчик тянется к мужчине рядом с собой и чувствует настороженность, а за ней глубокий красный океан ненависти, насилия.
– Папочка… мамочка… – шепчет Генри,– дядя Дэйв… тетя Мэри…
Он произносит имена тихо, чтобы мужчина его не услышал. Они помогают мальчику почувствовать себя лучше, унять страх и тревогу. Он произносит эти имена как молитву и надеется, что кто-нибудь ответит.
Дорога внезапно выходит на выбоину, и фургон так сильно опрокидывается, что тело Генри на мгновение взлетает в воздух, а потом ударяется об пол, сталкивая зубы.
– Ай! – кричит Генри.
– Господи,– говорит уродливый мужчина.
Водитель что-то проворчал. Генри перекатывается на живот, запястья сильно прижаты к животу, а ноги уже одеревенели.
Водитель резко поворачивает руль в одну сторону, затем в другую. Большая ветка появляется из ниоткуда и ударяет в лобовое стекло, и водитель так сильно бьет по тормозам, что уродливый мужчина падает на бок и катится по пустому салону, а потом ударяется о заднюю часть водительского сиденья, согнув шею и упершись руками в металлический пол.
– Твою мать, Лиам! – орет он. Гнев и ярко-алый, прожилки темно-фиолетового.
Большая ветка прижимается к ветровому стеклу, листья плотно прижаты к окну, как дети к витрине кондитерской.
Водитель – Лиам, его зовут Лиам – переходит на нейтральную передачу, выдыхает, а затем выпрямляется, чтобы получше рассмотреть все через лобовое стекло. Через мгновение он поворачивает ключ, и двигатель глохнет; нажимает кнопку, и фары гаснут. Тьма поглощает их целиком.
Пот стекает с лица Генри и по затылку. Тишина такая плотная, а темнота такая абсолютная, что он чувствует себя погруженным в черную, как ночь, воду.
Серебристый отблеск освещает лицо Лиама, когда он поворачивается к задней части фургона. Мысли этого человека – словно размытое пятно медленно меняющихся цветов, бурлящих и безрассудных. Бесцельных. Генри ничего не может в них понять.
– Дальше пойдем пешком,– говорит Лиам.
– Пешком? – сердито спрашивает другой мужчина.– Почему?
Водитель не отвечает, только смотрит в лобовое стекло.
– Лиам! Отвечай. Почему мы… – говорит уродливый мужчина, встает на колени и тоже вглядывается в то, что застыло за стеклом. Спустя мгновение он спокойно садится.– Дженни здесь,– почти грустно заканчивает он.
Лиам открывает дверь со стороны водителя и начинает выходить.
– У Дженни не грузовой фургон,– говорит он и исчезает в ночи. Дверь за ним захлопывается, и Генри слышит шаги, направляющиеся к задней части фургона.
Уродливый мужчина ползет к дверям и открывает замок. Он распахивает одну дверь, затем другую. Мужчина, Лиам, стоит там и ждет, его темный силуэт вырисовывается на фоне окружающей ночи.
Генри чувствует руки на лодыжках, и его тянут к открытым дверям. Когда он беспомощно скользит в пасть незнакомцев, то чувствует самый сильный на свете страх.
4
В лесу так темно, опустилась ночь. Деревья так голодны, как им помочь?
Генри вспоминает этот стишок в ту секунду, когда его ноги ступают на грунтовую дорогу, по которой они ехали. Эту книгу читала ему мама, когда он был в детском саду, и хотя картинки в книге были яркими и жизнерадостными – деревья зубасто улыбались, пока вереница детей шла между ними к дому в лесу,– эти слова всегда ассоциировались у него с чем-то более зловещим, прямо как клоун, который сначала кажется милым и забавным, а потом всплывает во снах в качестве злодея. Вот как Генри видел деревья в той книге с рассказами: страшными. И хоть на иллюстрациях они казались счастливыми, с их черными глазами и деревянными зубами, он видел в них что-то порочное, возможно, даже злое.
И теперь, здесь в лесу, даже стоя на расстоянии вытянутой руки от этих странных, жестоких людей, Генри оглядывается по сторонам, осматривая окружающие его гигантские деревья, теснящиеся со всех сторон – изогнутые, узловатые ветви, грубую кору толстых стволов, рой листьев, покрывающих разветвленное гнездо арок, как растрепанные волосы безумного ученого. Деревья похожи на нечеткие фигуры, вышитые на тяжелой ткани черной ночи; те, что ближе всего к фургону, купаются в кроваво-красном свете задних фар, жуткое свечение придает им еще более угрожающий вид. Генри кажется, что вся ночь опустилась под воду, в темное озеро, где деревья качаются прямо на поверхности, а все, что лежит глубже,– неизвестно и опасно.
Смертельно.
– Эй,– говорит мужчина и щелкает пальцами в дюйме от носа Генри.
Мальчик отводит взгляд от
