Дитя среди чужих - Филип Фракасси
Лиам отвернулся и крепко вцепился в руль.
– Господи,– тихо сказал он и тут же напрягся, молясь, чтобы Джим не услышал.
Из задней части фургона послышался еще один шум: убрали бак, захлопнули дверцы, Грег поправил кузов. Лиам завел фургон и посмотрел в зеркало заднего вида. Джим открыл ворота и стоял рядом в ожидании.
– Я останусь тут с ним, сзади – тихо сказал Грег.– Ему скоро будет нужен еще один укол.
Лиам плавно повел фургон вперед. Выезжая на улицу, он выглянул в окно и увидел, как Джим неторопливо закрывает ворота и плотно их запирает. Затем здоровяк повернулся и медленно, почти небрежно направился к теперь уже пустому мусорному баку и ожидавшей его тележке.
Оказавшись на тихой пригородной улице, под навесом изогнутых ветвей столетних китайских вязов, Лиам прибавил скорость, все еще крепко держа руки на руле. Из-за его спины донесся тихий шепот Грега, разматывающего веревку, чтобы перевязать запястья и лодыжки. Взгляд Лиама метнулся к зеркалам, чтобы проверить, не гонится ли за ними полиция. Но он видел только пустую дорогу и ряд серых деревьев.
Через несколько минут Лиам выехал на автостраду, ведущую на север, и наконец заставил себя ослабить хватку на руле. Тяжелый вздох, застрявший в груди, с облегчением вырвался сквозь чуть сжатые губы. Он включил кондиционер на полную мощность, чтобы поддерживать в фургоне комфортную температуру. Лиам почти чувствовал, как южнокалифорнийское солнце давит на тонкую металлическую крышу и бока машины, просачиваясь внутрь, словно проклятие.
«Будет жарко»,– подумал он.
А потом перестал думать и поехал в лес.
Часть четвертая: Дом в лесу
1
Генри летит.
Мчится по воздуху.
А воздух полон цветов.
Его конечности связаны и бессильны, плотно прижаты к туловищу, а тело со свистом, словно снаряд, проносится сквозь длинные, извивающиеся нити ярких цветов, по консистенции напоминающие дым. Ему страшно. Он знает, что конец близок, скоро его полет будет грубо и резко прерван лобовым стеклом припаркованной машины, которое разобьет ему голову, прольет кровь и переломает кости.
И тогда краски проникнут в меня. Они проскользнут через мою разбитую голову, как угри, рьяные и голодные. Все цвета мира просочатся в мой разум, и когда я открою глаза, я увижу то, что видят они, увижу цвета, которые волнуют людей, вибрации, которые говорят мне о чем-то, показывают мне мысли, чувства.
Сначала я подумаю: Хватит.
Потом я подумаю: Еще.
Генри только сейчас осознает – когда воздух стремительно проносится мимо лица, а ярко окрашенные пряди тонкими жгутами касаются его щек и лба, прилипают к волосам, как пудра, цвета развеваются перед ним, как флаги,– что его глаза закрыты.
И вот, готовый стать частью реальности, он открывает их.
Реальность оказывается плоской и унылой; пустая, размытая белизна. Бесформенная. Там нет никаких ответов.
Поэтому Генри снова закрывает глаза и смотрит сознанием.
Он чувствует двух людей. Очень близко. Их цвета варьируются от светлых до темных, от ярко-красных до затемненно-синих. Страх. Тревога. Ненависть. Смущение. Жалость. Стыд.
– Эй, кажется, пацан очнулся.
Генри снова летит. Но цвета больше не растворяются вокруг него, они проникают в уши, рот, нос, глаза. Цвета захлестывают, и это причиняет боль, хочется закричать, но грубая рука крепко сжимает его предплечье; бицепс пронзает острая боль. Жгучая боль.
Он чувствует, как его тело врезается в машину. В сознании происходит взрыв, цвета ярко вспыхивают – словно они загорелись – и горят ярко-белым огнем.
За этим почти мгновенно следует полная тьма.
Настолько плотная, что он чувствует себя погребенным под ней.
2
Дэйв старается не паниковать.
Он постоянно проверяет спидометр, чтобы убедиться, что не превышает, как безумец. В этом нет нужды.
«Доберись до дома и все реши,– подумал он, когда выехал из офисной парковки.– Мэри преувеличивает, все хорошо. Это недоразумение. Генри просто не умеет общаться. Мы просто потом с ним все обсудим. Сядем и объясним, что надо обо всем говорить, чтобы мы не переживали.
Не паниковали».
– Поговорю с Генри нормально. Это просто часть процесса, ему нужно научится, вот и все,– сказал Дэйв вслух, когда съехал с шоссе на четырнадцатую дорогу, как делает каждый рабочий день.
Все нормально.
Это рутина.
– Не о чем переживать,– дополняет он свой предыдущий монолог, позволяя словам разноситься по салону автомобиля, успокаивая его, придавая энергии. У тревоги тоже есть ограничение скорости, и Дэйв во время движения проверяет все показатели – как на приборной панели, так и внутри себя. Чтобы все было под контролем.
Звонок Мэри в офис начался точно так же: спокойно.
Но пока она говорила – пока объясняла,– становилось все хуже, ее эмоции взяли контроль над двигателем, и к тому времени, когда он повесил трубку, она была в истерике; именно Дэйву нужно было держать себя в узде. Не позволять эмоциям взять верх над машиной разума.
– Позвонили из школы, Генри пропал,– сказала Мэри. Ее голос звучал спокойно, но с оттенком истерики.
– В смысле пропал? Когда? – спросил Дэйв, не понимая собственных вопросов, но не в состоянии придумать что-то еще.
– Они не знают,– ответил Мэри, начиная нервничать.– Он так и не пришел на второй урок. И его нигде нет, они искали, и я пришла домой, тут его тоже нет, и я не знаю, может, он прогуливает, но он никогда, ни разу не прогуливал! Дэвид…
Дэйв взглянул на часы на своем столе. Они показывали 16:35. Занятия закончились полтора часа назад, и если Генри потеряли со второго урока, значит…
– Его нет с девяти, и нам никто не сказал? – спросил он спокойно и рассудительно (хоть и с ноткой обвинения). Через секунду на него навалил стыд, и он быстро продолжил.– В смысле, Мэри, когда они позвонили? Прости, но…
– Где-то двадцать минут назад. Я хотела сначала зайти домой и проверить, только потом звонить тебе… Учительница сказала, что его вызвали, и другие учителя просто решили, что он с кем-то, и не подумали… О боже, где он, Дэвид?
«Его нет почти восемь часов»,– понял Дэйв.
– Сейчас приеду,– сказал он спокойнее, чем чувствовал себя.– Мэри, позвони пока в полицию.
Пауза. Затем.
– Я уже звонила. Они едут,– Мэри тихо заплакала.– Пожалуйста, Дэвид… пожалуйста, приезжай.
В течение пары минут он вышел из офиса.
Дэйв притормозил у последнего знака «стоп» между его работой и домом, того самого, с потрепанной наклейкой радиостанции, которая уже отклеивалась по краям –
