Олег Ёлшин - Охота на мамонта

– Да ладно, тебе! Милейше местечко, – настаивал Фимка, – еще пару сотен метров и приехали!

– Не поеду, я сказал! Не поеду и все. Выходите!

Она очнулась, не понимая, где они. Фимка тем временем расплатился с капризным водителем, и они вышли из такси. Вокруг находились какие-то строения из старого рыжего кирпича, огороженные заборами. Неподалеку стояли брошенные строительные машины, заржавевший кран и что-то еще. Промышленная зона – поняла она. А Фимка уже энергично тянул ее за собой.

– Замерзла, девочка, сейчас согреешься, сейчас будем дома. Пробравшись в темноте по каким-то задворкам, звякнув металлической дверью, они погрузились во мрак.

– Еще пару шагов, – успокаивал ее Фимка. Пара шагов оказались нескончаемым лабиринтом, который они преодолевали целую вечность. Он за руку тащил ее в полной темноте, она спотыкалась, чуть не падала, сил больше не оставалось. После бесконечного дня, после коньяка, экскурсии по кладбищу, после странного побега оттуда, она валилась с ног, до сих пор не отдавая себе отчета, что с ней приключилось. Наконец, Фимка раскрыл какую-то дверь, та дико скрипнула, и вдалеке показался крошечный огонек света. Стало теплее. Здесь, в этом странном помещении были люди, слышались голоса, смех, а запах стоял, как на помойке.

– Фимка! Старый хрыч! – радостно воскликнула какая-то женщина. – Ты куда пропал, мерзавец! Ну, паразит! Иди же сюда! Иди дорогой.

Лея застыла на месте, и пока Фимка здоровался с кем-то, осматривала помещение и его обитателей. Было жутко. Старые кирпичные стены едва отсвечивали скудным светом слабенькую лампочку над головами. Повсюду валялись какие-то топчаны, инструменты, старые разорванные телогрейки. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, и она разглядела троих людей. Двое сидели на ящиках, перед маленьким столиком, за которым до их прихода они играли в карты. А неподалеку на дырявой раскладушке спал какой-то человек. Он на миг повернулся, издал нечленораздельный возглас, помахал Фимке рукой, и голова его свалились на подобие подушки. Фимка продолжил восторженно обмениваться приветствиями. Очевидно, его здесь знали хорошо.

– Снова карты, снова игра, – подумала она.

– Что за принцесса? – наконец воскликнула женщина, глядя на нее. – Ты только посмотри! А наш-то, каков! Разоделся, как барон… рубашечка, галстук… Запонки! Фимка, а где ботинки, которые я тебе подарила? Может, ты еще и носки надел?

– А-то! – гордо ответил Фимка.

– Ограбил биржевого маклера? А девушка. Не слишком ли молода для тебя, старый пьянчуга? Денег у тебя на такую красотку хватит?

– Денег, – пробормотал человек рядом с ней. – Ты еще задай милой девице циничный вопрос, сколько она стоит.

– Спокойно, – перебил его Фимка. – Нисколько она не стоит. Это моя… племянница.

И от его реплики эти двое громко захохотали. Лее стало жутко. Даже там, на кладбище ей не было так страшно, как здесь. Нависавший над головой тяжелый потолок придавливал ее к бетонному полу, окон не было совсем, только жалкий свет лампочки освещал этот склеп и людей, которые черными тенями раскачивались из стороны в сторону, громко смеясь. Их искаженные жуткими гримасами лица корчились, и она чувствовала на себе их взгляды. Сейчас они напоминали ей обитателей потустороннего, загробного мира.

– Снова мертвецы, – в ужасе подумала она. Но Фимка, услышав ее мысли, произнес:

– Дорогая, познакомься с моими приятелями. Это не то, что ты подумала. Мои близкие друзья, так сказать, боевые товарищи, сколько вместе по помойкам пройдено – Гера и Афонька, а там в некотором забытьи и прострации, по причине небольшого подпития и головной боли, пребывает Пашка.

– Очень приятно, – выдавила она из себя.

– Афанасий Петрович, – вдруг галантно представился мужчина за столом.

– Петрович! – с сарказмом повторила Гера. – Вспомнил, как батюшку звали? Раскатал губища, старый козел.

– Не козел, а Петрович, и ничего я не раскатывал, – спокойно возразил тот, – между прочим, кандидат наук.

– В прошлом, – съязвила женщина.

– Кандидатов наук в прошлом не бывает! – гордо заявил он.

– Кандидат несуществующих наук, – поправил ее Фимка. – В прошлом философ, доцент. Так его теперь и называем.

– Гера Васильевна, – с достоинством произнесла женщина и посмотрела на козла – доцента. – Тоже, между прочим, не пальцем деланная. Поварихой в пельменной сорок лет отпахала. Таких вот как ты полвека и кормила.

– А, – отмахнулся Петрович, – все это лишь еда!

– Ну, начал, – возмутилась женщина. Потом засуетилась. – Чего, стоите? Присаживайтесь. Мы только закончим! Ща, я его сделаю! – азартно добавила она.

– Это кто кого сделает? – возмутился доцент.

– Кто? Я и сделаю, – засмеялась она, сдавая карты. Играли они в очко. Перед ними на столике была разложена мелочь, и они делали ставки. Спустя какое-то время доцент постучал ладонью по карманам и грустно замер.

– Ну! Что я говорила! Давай сюда! – и сгребла все его копейки со стола. – Все что ли?

Тот на всякий случай порылся в карманах, но, не найдя ничего, спокойно уставился на нее.

– Подумаешь! Всего лишь деньги.

А Фимка и Гера с улыбкой переглянулись.

– Опять продулся, Афонька! – засмеялся Фима.

– Ну и что? – спокойно возразил тот, скрывая плохое настроение, – деньги и все. Фикция, воздух!

– Ну, конечно, это мы такие меркантильные, а ты у нас святой.

– Не святой. Просто человек. Человек с мировоззрениями, а не с понятиями.

– Что же ты так расстроился? – поддела его Гера.

– Деньги ничто, пыль, грязь – их так же легко достать, как и потерять. Сдал три десятка бутылок и все.

– Их еще найти нужно, эти бутылки. А кто сегодня на лавочке в парке сидел и сачковал, пока я по урнам шарила? Доцент сидел. Кому же еще. А мамочка пахала.

Тот с достоинством возразил:

– Я не сачковал, а думал! Думал, женщина! Это ты понимаешь? Да и зачем они нужны вообще, – кивнул он на горсть монет в ее руке. – «Все, что человеку нужно – стоит немного. Или не стоит ничего». Сенека, между прочим, сказал.

– Вот ты и жрать сегодня будешь «между прочим»! – воскликнула она, – и громко засмеялась.

– Ну, совесть имейте, господа! – очнулся Пашка. – Поспать дайте!

– Так, женщина! Хватит! Давай, доставай, хлеб насущный! – зло воскликнул доцент, и его невозмутимый тон куда-то исчез. А Гера больше не подтрунивала. Она отошла и вернулась с какими то пакетами. Потом развернула газетку и начала раскладывать нехитрую трапезу. Досталось и Лее. Та с ужасом посмотрела на все это, но Гера, перехватив ее взгляд, произнесла:

– Ты не стесняйся, дочка. Все здесь не с помойки. Все куплено, все нормально.