Эра Сопина - Печаль Алконоста

 Мало кто заметил, что 2002 повторит свою суть двадцатого февраля: 20.02. Попробуйте повторить ещё что-либо подобное! Только через тысячу лет можно будет сложить 3003-30.03. А то, что пришло мне на ум, уже ни в одном временном отрывке не получится. Разве только где-нибудь на другой планете, где в сутках больше, чем двадцать четыре часа.

 Вот она, поистине магическая цифровая карта! Трижды по 2002! 20 февраля 2002 года в 20:02! Я стала терпеливо ждать, поскольку это должно было случиться через два дня.

 Только боялась пропустить по забывчивости. Но где там! Мысль о возможности вскочить во временной коридор настолько мною овладела, что я только этим и жила. Я старалась сформулировать своё желание посетить то аутодафе, устроенное Инквизитором моему ребёнку, и вырвать из пламени мою Сандру, чтобы нынешний мой сын Лёша, наконец, понял, что я для него всегда была и буду хорошей матерью. Тотемное моё существо подарило мне могучий дар: от Прометея достался огонь моей душе, от Алкионы – верность. Ради ребёнка можно нырнуть в Реку Времени, чтобы уберечь его. Я заставлю Инквизитора прекратить аутодафе над моей дочерью! И мой теперешний сын не будет иметь против меня горечи непонимания.

 Электронные часы делили время. Я отключила телефон, чтобы никакие звонки не смогли меня отвлечь. Алиса уже уехала, Лёша в это время дома бывал редко. Никто не мог мне помешать.

 Но я не знала,  к а к  мне войти в коридор Времени. Только мысленно! Только память может победить забвение! Делитель и делимое, наконец, уравнялись: 20 часов, две минуты. Это не могло произойти в два часа и две минуты. Надо было, чтобы магия цифр проявилась трижды: год, день и час! В 2002 году 20.02 дня в 20.02! Пока секунды собирались в следующую, третью, минуту, я увидела то, что должна была увидеть...

 В небольшом круглом, выложенном и дикого камня, помещении на соломе сидела в рубище женщина. Её ноги и руки сковывали вериги. Кусок чёрствого хлеба и деревянная плошка с водой были неподалёку. Из находящегося где-то в вышине зарешеченного окошка луч солнца падал на узницу. Она поднялась и стала бить кулаками в крепкую дубовую дверь. Но только засовы гремели ей в ответ. На улице, за дверью было тихо и тревожно...

 Всего одна минута! Я ничего не успела сделать. Беспомощна была и Катилина...

 Кто теперь примирит нас с сыном?

 В 1800 году даже сложилось общество для постоянного слежения за небом с тем, чтобы, наконец, обнаружить предсказанную планету. Для этого нужно было наблюдать внимательно небо, чтобы среди ближайших звёзд открыть её! Ровнёхонько в Новый 1801 год, наблюдавший за небесами самостоятельно, итальянец Джузеппе Пиацци из Палермо увидел, наконец, искомую незнакомку! Но разочарование было превеликим: ведь вместо ожидаемой громады ему едва удалось различить небольшую планетку, которую он назвал в честь римской покровительницы Сицилии Церерой. Фи-и! Стоило ли столько ломать копий!

 В то же время в Бремене жил врач Генрих Ольберс. Он практиковал на дому – вынужден был выполнять свой долг, жалея о том, что у него почти не остаётся времени на его любимое занятие – наблюдать за звёздами. Ольберс – классический пример лекаря и астролога.

 Но в любое время дня и ночи больные находили его в собственной обсерватории, где он сидел у телескопа. Бедняге некогда даже было передохнуть: то пациенты требовали его внимания, то он обращал свой взор на звёзды. Ему тоже хотелось увидеть Цереру, но та скрылась надолго в солнечных лучах, и невозможно было такую крохотулю заметить. Только через год Ольберс заметил новую планету. Но она не совсем была похожа на ту, что открыл Пиаци...

 Ольберс свою открытую планетку называет Палладой. И теряется в догадках, отчего же крутятся по орбите две маленькие планеты, а не одна большая, как все ожидали.

 Вот так, наблюдали-наблюдали, считали-считали, и согласны были, что за Марсом обязательно должна быть планета. И немаленькая. Но тот отрезок космических измерений, сделанный в астрономических единицах, упирался словно в пустоту – в самый центр пояса астероидов. Ожидаемой очень большой планеты на месте не оказалось…

 Что тут можно сказать? Либо правило – это никакое не правило, а заумь, либо планета куда-то «делась».

 Ольберс решается высказать свою теорию. Да, планета была! Большая! Но она взорвалась... И с тех пор пошла такая неразбериха: кто говорит, планета была, кто говорит, что астероиды – это и есть ещё не сложившаяся планета…

 Но правда оказалась на стороне врача и астронома Ольберса. Его уверенность крепнет и переходит в абсолютную убеждённость, когда он после Гардинга, открывшего планету № 3 – Юнону, вновь открывает огромный осколок № 4 – Весту. Планета была. Была она очень большая. И вдруг взорвалась! Отчего?..

 ...О происхождении кольца астероидов свои догадки высказывали многие учёные мира. Существование кольца объясняли тем, что после взрыва, огромные куски планеты стали между собою сталкиваться и дробиться на более мелкие. Нарушение Порядка приводит к Хаосу, что и случилось на орбите кольца малых планет.

 Загадочную гипотетическую планету Ольберса впоследствии назвали Фаэтоном, поскольку её возможная история очень близка к древнегреческому мифу о сыне Гелиоса Фаэтоне.

 И, наконец, наш современник, голландский астроном Ван Фландерн, изучая орбиты комет, нашел, что всего пять (!) миллионов лет назад между орбитами Марса и Юпитера взорвалась планета, обломки которой разлетелись далеко за пределы планетной системы.

 Этих сведений достаточно, чтобы утверждать, что планета Фаэтон существовала. Это была десятая планета Солнечной системы.

 Теперь – соль вопроса. Отчего могла взорваться планета? Миф о древнегреческом Фаэтоне лишь только отображает трагедию, но никак не является её причиной.

 Всего пять миллионов лет назад взорвался Фаэтон. Учёные насчитывают, что разумная жизнь на нашей планете уже была. Отчего не предположить, что была она и в других мирах? Отчего её не могло быть на Фаэтоне? Ведь в тех осколках, на которые распалась планета, находят не только весьма сложные органические соединения, но и так называемые организованные органические элементы, поразительно напоминающие окаменевшие простейшие водоросли. А для их образования, как известно, нужна водная среда и земноподобная планета.

 Немецкий философ и астрофизик Р. Киппенхан в своей популярной книге «100 миллардов солнц: Рождение, жизнь и смерть звезд», не сомневается ни капельки, что жизнь может быть в космическом пространстве: «Для нас, естественно, обитаемые планеты представляют интерес лишь в том случае, если мы можем каким-либо образом связаться с ними, а единственной такой возможностью являются радиосигналы...