Татьяна Рябинина - Чертова погремушка

— А что, уже обед? — вздрогнула я и с трудом разогнула пальцы, судорожно сжимающие кольцо.

— Обед, — хихикнула Софочка и убежала.

Не поверив, я посмотрела на часы. Они показывали начало второго. Я просидела, перебрасывая кольцо из руки в руку, почти четыре часа. И о чем я при этом думала — не представляю.

В кладовке меня ждали двое: женщина лет сорока и мужчина чуть постарше. Отогнав ставшую привычной мысль о том, заплатят ли мне, я прикинула, кому из них понадобилась моя помощь. Пожалуй, женщине — она показалась мне изможденной, тогда как мужчина выглядел эдаким боровичком. Но я ошиблась.

— Доктор, вот муж все на голову жалуется, а к врачам не хочет. Не верит он врачам, — робко прошелестела женщина. — Таблетки пьет обезболивающие, а они не помогают.

— Не преувеличивай, пожалуйста! — поморщился боровичок.

— Я не доктор, — буркнула я. — Сейчас посмотрим.

Взглянув на него пристальнее, я вздрогнула.

Мозга не было. Нет, был, конечно, куда ж ему деться, но разглядеть его за синей мутью я не смогла. Опухоль, похоже, глиобластома. Огромная. Неоперабельная.

Пробежав взглядом сверху вниз, я вздрогнула снова. Оранжевых струек практически не было. В этом мужичке-боровичке не оказалось ни единого живого места. Я уже не раз сталкивалась с подобным: на последних стадиях рака даже здоровые органы работали из последних сил. В лучшем случае, как тогда с Мариной, мне удавалось собрать последние жалкие крохи и убить метастазы. Больше ничего не могу, говорила я, к онкологу, пожалуйста. Но тут не получилось бы даже этого.

— Ну как? — спросила женщина, подойдя к мужу и положив руку ему на плечо.

Я перевела взгляд на нее и с удивлением обнаружила, что эта хилая на вид тетка так и пышет оранжевым сиянием. А что, если позаимствовать немножко энергии у нее?

— Постойте так минутку, — попросила я.

Оранжевые струйки под моим взглядом послушно потекли через ее руку к шее мужа и дальше в голову. Опухоль медленно бледнела и съеживалась. Когда я поняла, что больше сделать уже ничего не могу, бросила энергию на метастазы.

— Все. Теперь к врачу.

— К врачу? — с отвращением протянул боровичок. — А я-то думал…

— У вашего мужа опухоль мозга, — я специально говорила, глядя не на него, а на жену. — Полчаса назад он был безнадежен. Теперь нет. Теперь есть шансы, и очень даже неплохие. Только не тяните.

Женщина охнула и зажала рот рукой. Мужчина смотрел на меня, приоткрыв рот. Поскольку мне не раз уже приходилось говорить подобное, я знала, как все это будет. Сначала его сознание откажется поверить страшной вести — даже если в глубине души он ждал чего-то подобного. Это будет удар, шок. Потом его охватит леденящий ужас. Но через несколько секунд разум начнет бороться и ухватится за мои слова о том, что дела были плохи, но теперь все уже не так страшно. Он поверит, потому что хочет поверить.

— Это правда? Вы не ошибаетесь? — с трудом выдавил мужчина.

Я покачала головой. С минуту он стоял, глядя себе под ноги, потом похлопал по плечу всхлипывающую жену и достал из кармана конверт.

— Все равно спасибо… доктор.

— Я не… доктор, — прошептала я, чувствуя, как заливает жаром щеки и шею.

В дверях женщину вдруг качнуло. Муж поддержал ее и обернулся ко мне.

— Может быть, посмотрите и ее? — попросил он. — Я… заплачу еще.

— Уже посмотрела, — вздохнула я. — У нее все в порядке. Это просто… Просто нервы.

Они ушли, а я медленно поплелась обратно в офис. Еще оставалось время хотя бы выпить чаю, но мне не хотелось. Сев за стол, я снова принялась сжимать кольцо.

Через час в комнату ворвалась Тамара — бледная и нахмуренная. Помолчав, она уставилась на меня и отчеканила:

— Марина умерла!

Тамара была единственной, кто так и не захотел у меня лечиться. Заявив, что не верит во все эти глупости, она стала относиться ко мне, словно я что-то у нее украла. От ее прищуренного взгляда и поджатых губ мне становилось не по себе. И вот теперь она смотрела на меня так, словно это я была виновата в Марининой смерти.

— Но как же так? — ошарашенно выдохнула Алла. — Ведь я у нее была в больнице. Врачи говорили, что все в порядке, что операцию сделали вовремя. Почему же она умерла?

— А вы у целительницы нашей спросите, почему, — прошипела Тамара. — Я разговаривала с Марининым мужем. Он сказал, что врачи в полной непонятке. Сначала все было нормально. А вот после выписки ей становилось все хуже и хуже. Под конец она даже не вставала — сил не было. А вчера не проснулась. На вскрытии — ничего. Просто остановилось сердце. Непонятно почему.

— А я знаю, почему.

Над перегородками показались головы. Кто-то привстал, кто-то просто шею вытянул, чтобы посмотреть на Шурика, который стоял в картинной позе записного обличителя: вытянув в мою сторону руку с грозно указующим перстом.

— Я знаю, — повторил он. — Все очень просто. Вы знаете, как они лечат, экстрасенсы эти хреновы? Они просто прут энергию от здорового органа к больному. Больной поправляется, а здоровый заболевает. Вот и все. А у Маринки, наверно, от болезни настолько энергии мало было, что у нее все сразу и отказало после операции.

Я почувствовала себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение голой. Комната загудела, как будто в нее влетел рой мух.

— Ну, что скажешь, Джуна недоделанная?

Я смотрела на Тамару и молчала. Что я могла сказать? Что все это правда? А может, еще и то, что часть этой самой энергии я забирала себе — не по своему желанию, так уж само собой получалось?

— Молчит! — ядовито усмехнулся Шурик. — Нечем крыть. Вы еще все скоро поймете, в какое дерьмо она нас затащила. У меня, например, после ее, блин, целительства спина болеть начала. Никогда не болела, а тут вдруг начала.

Я скосила на него взгляд. Низ позвоночника затянуло голубым облачком. Продуло наверно.

— Вот стерва! — Тамара сложила руки на груди и прислонилась к косяку двери. — Хорошо устроилась. Это босс ее пригрел. Ни хрена не делает, гадит и деньги гребет лопатой. Вот покажи, что ты сделала сегодня. Покажи мне!

Я встала, собрала свои вещи в сумку и пошла к выходу.

— Ага, самовольный уход с работы! — взвизгнула Тамара, когда я отпихнула ее от двери. — Отлично. Я пишу докладную. Можешь больше не приходить. Расчет и трудовая в конце недели.

Уже выйдя в коридор, я оглянулась и увидела Аллу. Она стояла у своего стола с кофейной чашкой в руках и смотрела на меня, страдальчески наморщив лоб. Я опустила глаза. В ее белесом желудке светилась темно-голубая горошина…

Этого не может быть, говорила я себе, в то время как ноги брели себе неизвестно куда. Это совпадение. Да, я действительно перекидывала энергию от здоровых органов к больным. Но чтобы из-за этого здоровые становились больными? Маринка действительно была очень слаба. Она все равно умерла бы — со мной или без меня. Шурик постоянно ходит в свободных приспущенных штанах и коротких майках, выставляя поясницу на всеобщее обозрение — совсем как девица. Так что его вполне могло просквозить. Алка пьет кофе ведрами и никогда не успевает позавтракать. И потом, кто сказал, что после моего лечения человек больше никогда ничем не заболеет?