Масако Бандо - Остров мертвых

— Ясутака тоже однажды решил взобраться на Исидзути, но увы… — проронил отец и добавил в ответ на недоуменный взгляд Фумия: — Именно по дороге туда он попал в ту жуткую аварию и оказался в коме.

Фумия впервые слышал эту историю, и отец продолжал:

— В тот вечер мы играли в го в доме у Хиуры, и Ясутака вдруг спросил меня, как добраться до Исидзути. Хочу, говорит, завтра же туда отправиться. Я просил его дождаться воскресенья, чтобы поехать вместе, но он уперся — и ни в какую. Лишь все время повторял, что дело очень срочное. Так и отправился на следующий день один. — Отец хмуро замолчал, отдавшись печальным воспоминаниям.

Ясутака с отцом часто играли в го. Когда отец слишком засиживался за доской, мать обычно отправляла за ним младшую дочь, но изредка это приходилось делать и Фумия. Тэруко всегда ласково встречала его, тихонько посмеиваясь: «Да… Непросто тебе будет утащить отца домой». Если в этот момент решалась судьба очередной партии, Фумия не торопил его и ждал до конца.

Он живо вспомнил их, молча сидящих друг перед другом, по разные стороны игральной доски. По выражению отца никогда нельзя было понять, выигрывает он или проигрывает, зато у Ясутаки все было написано на лице. Проигрывая, он неизменно начинал мять свой нос большим и указательным пальцами. В такие минуты его обычно добродушное лицо делалось почти устрашающим: скошенные к переносице глаза, нахмуренный лоб и зажатый меж пальцами нос.

Прихлебывая чай, Фумия спросил отца:

— А когда он написал «Древнюю культуру Сикоку»?

— А, ту книжку? — По лицу отца пробежала тень. — Когда Саёри не стало, он словно разум потерял. Во время наших партий в го только и говорил о каких-то легендах, преданиях. Сил не было его слушать. А потом написал эту книгу. Ну, думаю, теперь хоть немного успокоится, а тут — на тебе, такое горе. Да еще эта семейка: решили, раз человек в коме, так ему и не надо ничего. Сдали в больницу — и поминай как звали. Тэруко могла бы поменьше паломничать, а побольше рядом с мужем находиться!

Отец крайне редко кого-то осуждал, однако в данном случае с ним трудно было не согласиться. Семья Хиура действительно почти позабыла о лежащем в коме Ясутаке. В их глазах он оставался чужаком, который вошел в семью, да так и не сумел ее обеспечить. Даже винодельня зачахла из-за его болезни. Тэруко без конца скиталась по святым местам, лишь изредка появляясь дома, и ее родственники тоже не навещали больного. Родня с его стороны выбивалась из сил, чтобы хоть как-то поддержать несчастного калеку.

С улицы послышался звук подъезжающего автомобиля. Отец с сыном переглянулись.

— Наверное, Харуё. — В субботу мать специально возвращалась из своей лавки в Китано, чтобы приготовить обед.

Тут же с порога раздался ее бодрый голос:

— Вот и я! — Мать энергично влетела в гостиную, держа в руках огромные пакеты с продуктами. — Извините, что задержалась, покупатели никак не хотели расходиться. Проголодались? Сейчас приготовлю вам что-нибудь вкусненькое.

Проворно доставая из пакета продукты, мать, словно пулемет, вываливала сегодняшние новости. Отец снова углубился в газету. Фумия поднялся и вышел в коридор. Он уже хотел подняться к себе, но тут взгляд его упал на телефон. Интересно, Хинако дома? Ему вдруг неудержимо захотелось увидеть ее. Но ведь они виделись только вчера. Звонить ей на следующий же день было бы мальчишеством. Фумия начал решительно подниматься по лестнице, но буквально через несколько ступенек замер на месте и бросился вниз. Прежде чем он успел хорошо все взвесить, рука уже набирала знакомый номер.

— Привет, это я.

Последний раз он так смущался лет пятнадцать назад. Хинако поблагодарила его за чудесный вечер и удивилась, что он не на работе.

— У нас в субботу укороченный день. Так что я… Я тут подумал… Ну в общем… Если ты, конечно, свободна… то после обеда мы могли бы куда-нибудь прокатиться.

Хинако на мгновение задумалась:

— После обеда мне должны привезти пропан, но ближе к вечеру можем встретиться. Конечно, если тебе удобно…

— Отлично! К вечеру даже лучше, не так жарко. Во сколько за тобой заехать?

— Часов в пять было бы в самый раз.

— Тогда до встречи?

— Что, братик, снова отправляешься на свидание?!

Он и не заметил, как сзади подкралась Кимика. Фумия грубовато отшил ее, ответив, что просто встречается с другом.

— А друг женского пола, да? — многозначительно ухмыльнулась пронырливая сестрица. — Надеюсь, на этот раз твоя дружба продлится дольше недели.

Фумия погрозил ей кулаком и на одном дыхании взбежал вверх по лестнице. Душа его пела в предвкушении счастливых перемен. Мурлыча под нос веселый мотивчик, он ворвался к себе и застыл посреди комнаты, словно налетев на невидимую преграду.

Грудь внезапно сдавило удушье. На лбу выступил липкий пот. Превозмогая дурноту, Фумия дернул вверх жалюзи и распахнул окно, впустив яркий солнечный свет и жаркий полуденный воздух. Он включил магнитофон, и комната наполнилась веселыми ритмами и летом. Двигаясь в такт музыке, Фумия открыл шкаф и стал выбирать рубашку, а через мгновение он уже совершенно позабыл про странную минутную слабость.

В палате кто-то шептался. Томоко обвела комнату обеспокоенным взглядом.

У окна склонилась над кроватью одинокая женская фигура. В предзакатных лучах ее профиль казался кроваво-красным.

Ненависть исказила лицо Томоко. Она моментально узнала в поздней посетительнице Тэруко, жену Ясутаки. Вот так всегда. Придет раз в месяц, наговорит ему всякой ерунды и уйдет. Больше всего Томоко бесило то, как Тэруко вела себя с Ясутакой. Разве у нее есть на него какие-то особые права?! Может, он ее собственность?

Кто о нем заботился все эти годы? Томоко.

Кто его мыл, стриг, выносил за ним судно? Томоко.

Кто, как не она, знает каждый уголок его тела, каждую морщинку и родинку?

Делая вид, что не замечает Тэруко, медсестра обходила других пациентов, между тем жадно ловя каждую ее фразу. Женщина говорила очень тихо, и Томоко удавалось различить лишь обрывки странного монолога: «Саёри… разозлился… туда… сказал, что остановишь… почему ты дочь родную…»

Кажется, Тэруко, как обычно, говорила только об их погибшей дочери Саёри. Томоко ни разу не слышала, чтобы жена сказала Ясутаке что-то ободряющее: «держись», «поправляйся» или какие-то еще добрые слова.

— Простите, мне нужно осмотреть больного, — сухо отрезала Томоко и принялась совершать у постели Ясутаки ненужные манипуляции: проверила раствор в капельнице, поправила подушку.

Не обращая на медсестру никакого внимания, Тэруко продолжала попрекать мужа: