Андрей Буровский - Сибирская жуть-7

И последние сомнения отпали у Лены, когда в компании Саши запели песню, которую я позволю себе привести полностью — я ведь не уверен, что все читатели эту уличную песню знают, а если и слыхали — то помнят.

У бабушки под крышей сеновала.Красавица молодка проживала.Не знала и не ведала греха,Пока не увидала петуха. 

Увидевши красавицу-молодку,Наш петя изменил свою походку.Он ножками затопал, затопал.Он крыльями захлопал, захлопал. 

Ах, кука-кука-кука-кукареку,Пойдем с мной, красавица, за реку.Там свежий воздух, теплая водица,Растут там кукуруза и пшеница. 

А за рекой подставил он ей ножку,Испортил он красавице прическу.Поплакала, погоревала птичка, птичка, птичка,А через год снесла она яичко. []

Мораль всей этой басни такова:Все девушки, миледи и мадам,Не верьте вы качинским парням. []

Песня, что и говорить, далека от изящества и больше всего подходит, по-моему, не для того, чтобы привлекать, а чтобы пугать до полусмерти юных дев — вот, мол, что с тобой будет, если затеешь с нами иметь дело! Прямо как в любимой песне капитана Крича:

Не верь ему, юная дева,При сердце своем золотом,Он бросит тебя ранним утром,И груз будет в трюме твоем! []

Но молодежи часто нравится эта непритязательная песенка, и я слышал ее первый раз еще где-то году в 1966, совсем мальчиком.

И под эту похабень про бедную птичку-курочку Саша стал так танцевать, изгибаться, показываться, что Лена сразу же мысленно увидела того, давнего петуха, давно съеденного в деревне Косачи!

Все последние сомнения у девушки если и оставались — тут же оказались преодолены, и Лена уже не сомневалась — вот он, суженый. Трудно судить, конечно, что это — действительное предсказание судьбы или то, что психологи называют «самосбывающийся прогноз», — когда человек организует свою судьбу в соответствии с прогнозом, порой сам того не замечая.

Но, во всяком случае, удивительное совпадение судьбы Саши, мятущейся души, и поведения петуха в избе — это факт. И что брак, насколько я могу судить, успешен — это тоже факт.

Глава 12

МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ

Когда разверзлись небеса

И с визгом ринулись оттуда,

Сшибая головы церквам

И славя красного царя

Новоявленные иуды.

Еще в начале XIX века на берегу Енисея, в 12 километрах выше города, поставили мужской монастырь. На 1918 год планировалась постройка новой церкви. А до того, в 1912—15 годах, построили новые каменные здания трапезной и общежития. Так он и стоял, жил своей жизнью вплоть до эпохи, когда в Российской империи не завелись существа, венчавшие священника с кобылой и расстреливавшие монахов. Кто говорит, что этих существ ввезла в пломбированном вагоне германская разведка. Кто подозревает, что их вывели в специальных лабораториях масоны и запустили в Россию — примерно так, как злые люди ловят хорька и запускают в курятник к «любимому» соседу. Есть сторонники другой версии — что бесноватых «строителей нового общества» уже полтора тысячелетия выращивали и наконец вырастили в еврейских местечках на погибель народа-богоносца.

Все это, конечно, очень увлекательные версии, и любой скучный, опирающийся на факты анализ проигрывает каждой из них. Во-первых потому, что сразу исчезает элемент увлекательного детектива, веселой игры в поиски внешнего врага. Во-вторых, исчезает масштаб. То ли дело мировой заговор, длящийся тысячелетия, игра спецслужб в масштабе земного шара, а не какие-то скучные глупости, придуманные на коммунальных кухнях небритыми, опухшими от пьянства личностями.

А в-третьих, исчезает возможность переложить на внешнюю силу свой позор — потому что стоит поднять документы, почитать хоть кое-что — и оказывается, что сбивали кресты с храмов, рубили топорами иконы и гадили на алтарь люди с очень русскими и очень народными фамилиями: Иванов, Петров, Сидоров, а то и люди с фамилиями Крестовоздвиженский и Вознесенский, то есть явные поповичи. А советские власти, закрывая монастыри и церкви, истребляя священников, не всегда шли против воли народной; было немало случаев, когда власти только выполняли требования «народных масс».

Но так или иначе, а в начале 1920-х «по просьбе трудящихся» монахи были сосланы, а в здании монастыря для начала устроили склад зерна — эдакий сибирский вариант элеватора. Потом, перед войной и сразу после нее, в нем стояла воинская часть, а позже здание монастыря превратили в Дом механизатора.

Город разрастался, придвинулся вплотную к монастырю, и этот двухэтажный каменный дом оказался на окраине города. В нем стали располагать дома отдыха— разные, и с подчинением разным ведомствам. Во всяком случае, двухэтажное здание монастыря если и простаивало, то недолго. Бывали небольшие периоды, по нескольку месяцев, когда дом переходил из рук в руки и не принадлежал, по сути дела, никому. Тогда здание какое-то время стояло обшарпанное, заброшенное, и хотя всегда оставался сторож, фактически в него легко мог войти кто угодно.

В те же 1960-е годы, когда монастырь окончательно стал домом отдыха, на провеваемых всеми ветрами ярах стали строить красноярский Академгородок. Вообще-то, первоначально был даже проект разместить Сибирское отделение Академии наук СССР под Красноярском… В этом случае Красноярск сыграл бы такую же роль, какую сейчас играет Новосибирск как «град всея сибирской науки». Но для реализации этой идеи строить городок надо было не на террасах высотой 80 метров над Енисеем, а внизу, у реки, — как раз там, где располагаются сейчас дачи крайкома. Естественно, такой проект был отринут— ведь пришлось бы побеспокоить таких почтенных людей! В итоге главный наукоград Сибири разместили под Новосибирском, чтобы не волновать никаких почтенненьких и богатеньких людей, а красноярский Академгородок, намного меньше новосибирского, разместили в таком месте, где зимой ледяные ветра выдувают тепло из квартир и чуть ли не сдувают идущих на работу сотрудников академических институтов. Когда в декабре или в феврале несется белая стена ветра и снега, когда ветер дунет посильнее и люди начинают хвататься за деревья и кутаться в воротники, останавливаться, чтобы переждать порыв, истории про девочку Элли, которую унесло вместе с фургончиком, кажутся вполне правдоподобными.

Академгородок расположился прямо над монастырем; тропа, круто ведущая от Академгородка вниз, на берег, называется Монастырской тропой, а ручеек, сбегающий от 16-го дома вниз и впадающий в Енисей возле бывшего монастыря, — Монастырским ручейком. На месте 6-го дома Академгородка стояла когда-то часовня, далеко видная и с самого Енисея, и даже с правого берега, то есть километров с трех-четырех.