Оксана Аболина - На вершине страха

Однажды пришел старый Рюм и сказал, что так больше продолжаться не может — еще немного и Лешка сгорит. Он сказал, что ему надо жить, несмотря ни на что, и все равно терять уже нечего — надо рискнуть. Он взял отпуск на все лето и каждый день брал Лешку на природу — ходил с ним в походы, заставлял делать зарядку, учил плавать и нырять, они бегали. Сначала Лешка еле двигался, сердцебиение заставляло все время останавливаться и приходить в себя. Но он быстро привык к новому ритму жизни. К июлю температура спала до 38, но дальше опускаться не желала вопреки всем усилиям. Осенью она поднялась опять до сорока. И пошел наш второй круг мытарств — второй год. А за ним — третий. Вот на третьем году такой жизни и случилось с нами то, о чем хотелось мне нынче рассказать.

Однажды Надюшка Рязанцева не выдержала и поехала в Общество Православных врачей, рассказала о наших терзаниях, священник, возглавлявший общество, сам был доктором медицинских наук, он сказал, что такого рода болезни детей связаны с грехами предков, потому надо отслужить по предкам семь панихид, поставить в семи храмах свечи у креста. Все это попахивало языческой магией, однако, было дано благословение, а Православие само по себе еще как магично, и заглушила я свои сомнения, поднявшиеся в душе, что многого еще не знаю, да и что плохого в семи панихидах. Единственная сложность была в том, что православных предков у меня не было, но поставить семь свечей к кресту в разных храмах — проблем не вызывало: в центре церквей навалом — обойти можно за день. Что я и сделала. Знать бы, однако, о последствиях…

В больницу не пустили — карантин, рванула по храмам. До вечера успела обежать все семь. Везде поставила по свече к кресту и успела кратко помолиться. Панихиды тоже заказала, но не по предкам, а по умершим друзьям — раз уж такое дело — всё одно. Домой приползла никакая. С порога ко мне рванул Марс, прыгнул со стола прямо на плечо. Мурр выл и требовал жрачку.

— Щас-щас, — раздеться дайте, — заскрипела я и стряхнула Марса с плеча. Сняла рюкзак, села на табурет и чуть не вырубилась от усталости — давно таких пробежек не делала. Однако, Мурр в жизни не даст о себе забыть — залез на стол, смотрит огромными зелеными гляделками, и столько в них упрека, что волей-неволей попрешь на кухню. Ну что ж, пошла на кухню. Не дошла. Лампочка в коридоре взорвалась, сверкнув молнией и прокатившись искрами по полу. Свет в квартире вырубился. Ругнулась. Наощупь вернулась в прихожую, нашла в темноте стол, открыла ящик, нащупала пробку. Проверила автоматы — вырубило. Вылезла на лестницу, открыла щит, обожгла руку о сгоревшую пробку. Мало того, ее заклинило. Выругалась еще раз. Полчаса мучилась — вывернула. Вставила новую пробку. Свет в квартире зажегся. Приволокла из кладовой лестницу в коридор, полезла с Марсом на плече и пассатижами в руках наверх. Вывернула цоколь из патрона. Вставила новую лампочку — врубила свет. Что за черт — взрыв, искры по полу. По второму кругу — в прихожую. Хорошо, привычка по бедности кучу всякого запасного дерьма дома иметь — пробки еще оставались. Ввернула новую, врубила автомат. Вытащила еще один цоколь. Вставила третью лампочку — взрыв, искры по полу. Придвинула лестницу к стене. Подмела, ни фига не видя, коридор от осколков. Позвонила Забегу.

— Коль, привет.

— Привет, Оксана. Как Лешка?

— Да все так же. Слушай, тут какая-то лажа в коридоре — три лампочки за сегодня взорвались. Зайдешь, может, глянешь. Боюсь, если там что-то с проводкой, как бы пожара не было.

— Ладно, завтра заскочу.

— Ну до встречи.

Не успела положить трубку — звонок. Позвонили из больницы. Сказали, что собираются делать Лешке бронхоскопию. Стала спрашивать, что это такое. Начали объяснять, что типа зонда в бронхи. Сказала, что с Лешкой номер не пройдет — он и горло-то показать никому не может — фигня у него какая-то, спазмы, объясняли как называется — но забыла. Да ничего, успокоили, мы все равно это делаем под общим наркозом. Нам нужно, чтобы вы заехали, письменное разрешение дали. Отбой.

За дверью истошно воет голодный Мурр. Мерзкое предчувствие, ощущение беды. Звоню Воробьевой, говорю, что предложили сделать бронхоскопию — это не опасно? Нет-нет, пускай делают. А наркоз? Такое может быть, что Лешка после него не проснется? Такое бывает, конечно. Так стоит делать? Стоит, да, стоит. Ничего не поняла насчет безопасности. Позвонила невропатологу. Разговор состоялся примерно такой же. Наощупь отправилась на кухню, сварила котам остатки рыбы. Завтра надо с утра, до больницы, в магазин. Выпила прихваченную по дороге банку пива и завалилась спать.

Утром чуть не свернула себе шею в коридоре, забыв, что оставила лестницу у стены. Позвонила в справочное больницы — Лешка жив, слава Богу. Наступила на лапу Мурру, ну все, вой и обида на полдня обеспечены. Пошла пересчитать полученные на днях деньги. В последнее время тетка стала давать запас на три месяца вперед. Разложила в бумажнике на три отделения, положила в кошелек недельный запас, поперла на почту. На почте сняла с банкомата пенсию по утере кормильца, положила в кошелек, пошла в сберкассу. Вся пенсия — коту под хвост, за квартплату, электричество и телефон. Положила кошелек в сумку, поперла в магазин, слава Богу, везде никого, никаких очередей. Взвесила котам рыбу, пошла в кассу, выбила чек, полезла за кошельком — кошелька нет. Сумка закрыта. Проверила все отделения — пусто. Чертыхнулась. Долго соображала, не могла ли положить кошелек мимо сумки. Решила, что настолько еще не рехнулась. Вспомнила, что в последний раз доставала в сберкассе — там никого, кроме кассиров не было. В магазине тоже. Извинилась перед продавцами, вернулась в сберкассу, спросила, не видел ли кто кошелек. Естественно, никто не видел. Хоть Питер и культурный центр, но идиотов, вроде меня, мало. Вернулась домой. Обругала мявкающего Мурра пушистой сволочью. Сварила котам кашу на воде. Марс стал вовсю уплетать, а Мурр даже к миске не подошел — этот аристократ кашу как еду вообще никогда не воспринимал.

— Ничего, зараза, — пообещала я, — к воскресенью будешь есть кашу, как миленький.

Поехала в больницу. К Лешке не пустили. Пошла в кабинет к лечащему врачу, отказалась ставить подпись, пока не позовут анестезиолога. Позвали. Стала допрашивать его на предмет того, насколько безопасен общий наркоз и всегда ли после него просыпаются. Есть ли стопроцентная гарантия. Ничего нового не услышала, гарантию не получила, подпись поставила. Еще раз сказала, что хочу увидеть Лешку — не пустили. Ощущение было, что отказали в последнем свидании с сыном. Поехала домой. У порога уже маячил Виталик Павлов. Отзанималась с ним три часа. Заработанные деньги положила отдельно — это на лекарства, энзэ, который стараюсь не тратить.