Томас Лиготти - Забытое сумеречное искусство

Наконец, моей семье удалось убедить священника. Он предложил план действий, который не отвергла даже Тереза. Они подстерегли мою мать, последовали за ней, когда та дрейфующей походкой шла к усыпальнице ближе к рассвету. Он сняли большую крышку саркофага, и нашли ее там. "Diabolique," — воскликнул один из них. Встал вопрос — чем и сколько раз нужно пронзить ее тело? В конце концов, они воткнули кол в ее сердце, прямо на бархатном ложе, на котором она лежала. Но что делать с ребенком? Кому он принадлежит? Он святой воин или исчадие мертвых? К счастью или сожалению, мне так и не удалось выяснить, чему учили Терезу в академии. Покопавшись в кровавых потрохах, она помогла мне родиться. Теперь я был наследником всего состояния, и Тереза увезла меня в Америку. Он была очень изобретательна в этом отношении, с помощью жадного адвоката, она превратилась в попечителя моего имущества. Это потребовало лишь несколько манипуляций с документами.

Это было необходимо для того, чтобы никто не узнал, что Тереза была служанкой моей матери, а также одной из ее убийц. Тетушка Т. крестилась в том же году, что родился я.

Естественно, все это приводит к истории моей жизни, которая имеет не больше жизни, чем сама история. Она не подойдет ни для кино, ни для романа, ее не хватит даже для того чтобы сочинить поэму скромной длины. Это может сделать часть современной музыки — медленной, пульсирующей, как периодическое биение извлеченного сердца. Лучше всего представить мою жизнь как абстрактную картину: сумерки мира нечеткие по краям и без центра; мост без опор; туннель без отверстий; сумеречное существование — чистое и простое. Нет ни рая, ни ада, только тихая гавань между истерией жизни и темными цепями смерти. Моя жизнь никогда не имела начала, поэтому я думал, что она никогда не кончится. Я был не прав.

Ну, а ответами на эти вопросы могли стать монстры, преследующие мою мать? Был ли в моей душе человеческий или бездушный вампиризм? Ответ: ничего из этого. Я существовал между двумя мирами и не имел никаких обязательств. Ни живой, ни мертвый, не мертвый или нежить — я не имею ничего общего с такими утомительными полярностями, такими утомительными противоположностями, которые, в конечном итоге, ничем не отличаются от парочки имбецильных готов. Я говорю не о жизни и смерти. Нет, мистер Спрингбад. Нет, мистер Ворм. Даже не поздоровавшись или попрощавшись, я избегал их безвкусную компанию, презирал их регулярные приглашения.

Разумеется, вначале тетушка Т. пыталась ухаживать за мной как за нормальным ребенком. Она пыталась дать мне нормальную еду, которую я всегда выплевывал. Позже тетушка начала готовить мне мясное пюре, которое я быстро проглатывал и хорошо усваивал. Я не никогда не спрашивал ее об этой диете, поскольку тетушка не боялась вкладывать деньги, и я знал, что за определенное их количество можно купить необычную пищу для необычного младенца. Полагаю, что я привык к подобному питанию еще в чреве матери, поглощая попурри из крови граждан Экс. Моего аппетита никогда не хватало для физической пищи.

Сильнее голода были мои трансцендентальные потребности, пиршество для ума и души — астральный банкет искусств. Там я кормился. Хотя жили мы в удалении от мира, тетушка помогла мне получить образование. Исключительно для внешнего вида и законности я получил образование в лучших частных школах мира. Правда, мое личное образование было иного рода.

Репетиторам хорошо платили за посещение нашего дома, тем не менее, не все были рады обучать ребенка — инвалида. В одиночку я изучал искусства и науки. Да, я научился цитировать французских поэтов.

Семья Дюваль вместе с незамужней сестрой прибывали ночным рейсом и мы должны были встретиться в аэропорту. Тетушка решила, что это лучший выход для меня, учитывая мою привычку спать большую часть дня и вставать к заходу солнца. Но в последнюю минуту меня стал терзать острый приступ страха. "Толпы"- обратился я к тетушке. Она знала, что я терпеть не мог большие скопления людей, — они действовали на меня угнетающе. Убедившись, что я не смогу присутствовать в момент торжественной встречи, она села в машину, которой управлял младший брат Ропса Джеральд (всего семидесяти пяти лет от роду) и уехала одна. Я же обещал, что буду гостеприимным, и встречу всех, когда увижу, что наша большая черная машина подъезжает к дому.

Но я не хотел, и не выполнил обещанное. Запершись в своей комнате, я включил телевизор без звука. Разглядывая, как цвета танцуют в темноте, я начал впадать в дрему. Наконец, я поручил Ропсу, воспользовавшись внутренним интеркомом, предупредить тетушку и остальных, что плохо себя чувствую и должен отдохнуть. Я полагал, что таким образом создам впечатление безобидного и болезненного человека. Лунатика. И потом, клянусь, я выключил телевизор и заснул реальным сном в реальной темноте.

В какой — то момент все тело казаться мне менее реальным. Я оставил интерком открытым, ибо слышал глухие, металлические голоса из этой маленькой коробочки в моей спальне. В состоянии моей квази-сонливости, мне не пришло в голову, что я мог просто встать с кровати и отключить эту чертову штуку. Ужас тем временем все сильнее терзал меня. Голоса говорили на иностранным языке, но это был вовсе не французский, как могло показаться. Он был похож на нечто среднее между бредом сумасшедшего разговаривающего во сне и визгом летучей мыши.

Я слушал голоса, пока во второй раз не заснул крепким сном. Голоса замолкли, прежде чем я проснулся, впервые в жизни ранним утром

В доме стояла тишина. Казалось, что даже слуги старались бесшумно выполнять свои обязанности. Проснувшись настолько рано, я начал бродить по дому, надеясь, что остальные все еще лежат в постелях после долгой и несколько шумной ночи. Четыре комнаты тетушка отвела для наших гостей, филенчатые двери которых были закрыты: комнату для мамы и папы, две комнатушки рядом для детей и холодное помещение для незамужней сестры в конце зала. Я останавливался на мгновение возле каждой комнаты, надеясь услышать храп или похожие звуки.

Но не услышал ничего из этого. Они редко издавали какие-то звуки, мне удалось услышать только странный шум, который казалось исходил из одной глотки. Это был странный хрип, одышка, вызванная туберкулезным демоном в нижней части горла. Услышав достаточно странных какофоний ночью, я скоро бросил это дело.

Я провел день в библиотеке, чьи высокие окна были поставлены так, чтобы предоставить большую возможность для чтения в естественном освещении. Тем не менее, я закрыл их шторами, находя утренний свет не лучшим собеседником. Но это явно не пошло на пользу моему чтению. В любой момент я ожидал услышать приближающиеся шаги на лестнице ведущей в библиотеку. Несмотря на все мои ожидания и растущее чувство неловкости, семья так не появилась.