Джеймс Херберт - Вторжение

— Эй, шеф, подожди-ка, — крикнул Ховард, — ты должен мне... Ослепительная вспышка не дала ему договорить. У него подкосились ноги, и он почувствовал, как заныло в желудке.

— О нет... — простонал он, отчетливо осознав, что это случилось, что никакой ошибки не было.

В следующее мгновение он, его гараж и парень в машине были опалены жаром. Следом за этим взорвались емкости с бензином, находящиеся под землей. Сгоревшие до костей тела Ховарда, парня и всех находившихся поблизости людей взметнуло в воздух, и даже там кости продолжали гореть.

Дженет (настоящее имя Бренда) стояла у окна своего номера на девятом этаже лондонского отеля “Хилтон”. Взгляд ее скользил по большой зеленой лужайке перед отелем. Она не спеша закурила сигарету, в то время как пожилой араб и два его молодых приятеля поспешно одевались. Пожилой натягивал белоснежную хламиду, а молодые — свои европейские костюмы. Так им и надо, этим педерастам, глядя на них, без особой злости думала она, выпуская струйку сигаретного дыма из ярко накрашенных губ. Если верить газетам, то это они виноваты во всем, что случилось: то и дело требовали выкуп за свою проклятую драгоценную нефть и вообще без конца спекулировали на своем товаре, играя на любых дипломатических оплошностях. Так ведет себя избалованный ребенок на собственных именинах: этому дам кусочек торта, а этому — нет, потому что он мне сегодня не нравится. Ну теперь их праздник кончился: они за все заплатят, эти арабы. Она внимательно смотрела на людей, в панике бегущих вдоль Ротен-роу. Таких было большинство. Но некоторые, вроде нее покорившись неизбежности, просто лежали на траве, ожидая того, что предназначено им судьбой. Дженет вздрогнула, увидев, как какой-то пешеход, пытавшийся пересечь запруженную транспортом Парк-лейн, был сбит машиной. Человек — с высоты нельзя было разобрать, мужчина это или женщина, — взлетев над капотом, упал на тротуар и лежал не двигаясь. Но там, внизу, никто даже не обратил на это внимания. Что же, по крайней мере, для него все было уже кончено.

За спиной Дженет все еще суетились арабы, криками подгоняя друг друга. Первым заспешил к лифту пожилой, двое других, на ходу застегивая брюки и рубашки, кинулись следом. Идиоты. Когда лифт поднимется на девятый этаж, все уже будет кончено. Да и по лестнице им далеко не уйти.

Наконец сирены смолкли. Они пугали больше, чем мысль о грядущем забвении. Дженет глубоко затянулась и испытала глубокое наслаждение, чувствуя, как дым заполняет легкие. Ей уже было сорок, но теперь это не имело никакого значения. Она коротко и резко рассмеялась. Наплевать на возраст — теперь она никогда не состарится. Она обвела взглядом пустую комнату и в последний раз с отвращением подумала об арабах: они жили, как свиньи, совокуплялись, как свиньи, едва ли их смерть будет намного пристойнее.

Но все же даже и на Парк-лейн встречались ей иногда настоящие джентльмены, которые относились к ней не только с уважением, но и с некоторой долей нежности. Такие дни были для нее праздниками, это ей помогало какое-то время не обращать внимания на отвратительных и гадких клиентов. Свои лучшие годы, хотя они и не оправдали ее надежд, она называла “качелями”, имея в виду чередующиеся взлеты и падения. Она не сама придумала это название. Автором была ее знакомая актриса, знаменитая и абсолютно бездарная: она была знаменита лишь тем, что спала со знаменитостями. И, надо сказать, эта практика увенчалась успехом — эта леди заполучила в мужья миллионера, который вскоре развелся с ней, что лишь подчеркнуло выгодность этого предприятия. А бесконечные связи с известными поп-звездами и фотографами увеличивали не только ее скандальную славу, но и банковский счет.

Практически все это делалось довольно просто, хотя и требовало определенных затрат. Отель, который использовала для своих целей Дженет (так же как и ее подруга — актриса), был расположен тоже на Парк-лейн. Это был отель более в английском духе, чем “Хилтон”. Она снимала самый дешевый номер, который был вовсе не так уж дешев, и большую часть дня и вечера проводила в лифтах. Она спускалась с верхнего этажа вниз, проходила по фойе к служебным лифтам, снова поднималась наверх для того, чтобы спуститься вниз в лифте для гостей, и, если здесь оказывались мужчины, ей почти всегда удавалось подцепить кого-нибудь из них. Легкая застенчивая улыбка, несколько слов о погоде, приглашение к чаю, в бар или на обед — и дело сделано. Дженет чувствовала себя здесь уверенно и спокойно, как дома. Конечно, служащие прекрасно все понимали. Но в любом отеле, какого бы высокого класса он ни был, допускается некоторая свобода в такого рода деятельности. Главное — избегать каких бы то ни было эксцессов, стараясь, чтобы стремление поймать клиента не было столь уж откровенным — тогда администрация делает вид, что не замечает этого, хотя на самом деле непрерывно следит за ней.

Дженет всегда везло: она ни разу не влипла ни в одну скандальную историю, хотя частенько оказывалась на грани. Но все обходилось. Сейчас ей было труднее во всех отношениях. Главной помехой был возраст. Она была уже не столь соблазнительна, как прежде. Раньше она никогда не сомневалась в успехе, а теперь прекрасно понимала, что шансы ее резко упали. Поэтому и стала работать в этом районе, да и то частенько назначала свидания по телефону. И все же ей следовало избегать свиданий с тремя и более клиентами одновременно — это было слишком утомительно.

Она прижалась лбом к холодному стеклу. Там внизу все еще в панике суетились люди. До нее доносились их отчаянные крики. Значит, таков конец ее жизни: гостиничная спальня на девятом этаже, она голая, как в момент своего появления на свет, только все тело болит после этих отвратительных упражнений с тремя арабами. Дженет заплакала. Вот, значит, та вершина, на которую она карабкалась всю жизнь. Или все это чья-то злая шутка?

Дженет спрыгнула с подоконника, прилепив сигарету к оконному стеклу. Может быть, ее еще ждет что-то хорошее, а может быть, ничего. И пожалуй, это даже лучше.

В этот момент ее ослепила ярчайшая вспышка. Здание отеля разваливалось на куски, но она уже этого не чувствовала. Ее тело расплавилось вместе с оконным стеклом и прилипшей к нему сигаретой.

Жар, распространяющийся от поднимающегося вверх огненного шара, буквально испепелял все на своем пути. Он несся по улицам, как огненный смерч, мгновенно воспламеняя все горючие материалы, расплавляя твердые тела, превращая людей в обугленные рассыпающиеся скелеты, убивая все живое в радиусе трех миль вокруг. Последовавшая через несколько секунд взрывная волна сопровождалась мощным потоком воздуха, несущимся со скоростью до двухсот миль в час.