Дневник Сони Колесниковой (СИ) - Алиса Болдырева
На заасфальтированной площадке перед школой собрались дети, пришедшие на торжественную линейку. Группа взрослых, расположившись так, чтобы все их хорошо видели, маячила в левом углу у стойки с микрофоном, позади которой виднелись чёрные дискотечные колонки. Из динамиков раздавалась до боли знакомая песня «Учат в школе», и я невольно прошлась взглядом по толпе. На какое-то мгновение мне даже показалось, что стоит присмотреться получше, и я увижу Таньку Рыжую, Федьку Чуракова и Марину Геннадьевну, свою классную руководительницу, но я быстро вспомнила, где нахожусь.
Серый асфальт по периметру был размечен белой краской, подсказывая, в каком месте должен стоять тот или иной класс. Мама молниеносно определила нас: Сашка, сжимавший в руках охапку разноцветных астр, срезанных на даче нашей соседкой бабой Надей, затесался среди третьеклассников. Старшеклассникам отвели место где-то на задворках, совершенно в другой стороне, и я, как на расстрел, поплелась к ним. Под ногами виднелась крупная надпись 10 "Б", на которой уже успели появиться тёмные следы от грязных подошв.
Наша классная руководительница Морозова Анастасия Сергеевна, высокая брюнетка с модной стрижкой под каре, и с карими глазами, широко улыбнулась, обнажив ряд белоснежных зубов.
— Соня Колесникова, подходи к нам, — её мягкий голос был едва различим за пронзительным пением, что доносилось даже сюда, на галёрку. — После торжественной части я представлю тебя классу. Коллектив у нас дружный, ребята все хорошие, втянешься, — щебетала она, в то время как я послушно кивала, сжимая цветы руками.
Мой взгляд пробежался по шумной толпе ребят, то и дело натыкаясь на разноцветные головки цветов, праздничные фартуки, такие белоснежные, что аж в глазах рябило, и галстуки, алевшие на шеях.
Когда песня смолкла, к микрофону подошла светловолосая тетка в красивом костюме синего цвета.
— Здравствуйте ребята! — разнёсся над площадкой её звонкий голос, и все, кто что-либо говорил, в один миг замолчали. — Рада приветствовать вас на линейке посвящённой первому сентября! В этот день школа приветливо распахнула перед вами свои двери…
Дальше я уже не особо вслушивалась в её речь, решив, что ничего нового эта тётка, кем бы она ни была, не скажет.
— Да бли-и-ин! — послышалось справа, и с импровизированной сцены я перевела взгляд на высокую, стройную девушку со стрижкой, уж больно напоминающую мальчишескую. У неё была короткая форма, которая едва ли доходила до середины бедра. — Татра снова затянула свою любимую песню. Пора бы уже сменить репертуар на что-то посвежее, — она недовольно, и даже как-то надменно фыркнула.
— Евстафьева, — одёрнула её Анастасия Сергеевна. — Дома будешь недовольство своё высказывать, а тут, будь добра, стой и слушай! Молча!
Та закатила глаза, но всё же благоразумно промолчала.
Белобрысая тётка, она же, как оказалось, Татра, постепенно представляла педагогический состав, начиная с директора Благовестного Игоря Ивановича, седовласого мужчины в костюме грязно-коричневого цвета, который что-то невнятно прошамкал в микрофон, и, заканчивая Кривоносом Николаем Степановичем, статным дядькой с пронзительными тёмно-карими глазами из райкома комсомола, если я ничего не напутала, голос которого оказался звучным, а речь — вдохновляющей, чёткой и по существу. Слушая его, я ощущала, как мои плечи сами собой распрямляются, а внутри всё трепещет от какой-то необъяснимой гордости.
Вынуждена прерваться ненадолго — мама зовёт. А хрусталь её, между прочим, оказался крепким, и с лёгкостью пережил переезд. Зря только волновалась.
Тот же день, 21:10.
Продолжаю свой рассказ.
Как только отгремела торжественная часть, дети разбрелись по классам, и школьный двор моментально опустел, лишь парень-радиотехник остался у аппаратуры, скручивая провода. Я тоже потянулась к входу, наблюдая за тем, как Сашкин класс, разбившись на пары, торопится подняться по цементным ступенькам. В толпе третьеклашек мелькала белокурая головка брата; он шёл, несмело держа за руку такую же светловолосую девочку, что поставили с ним в пару.
Так уж вышло, что Анастасия Сергеевна преподаёт химию, и её кабинет расположен на четвёртом этаже; он состоит из учебного помещения и лаборантской комнатушки, которую отделяет от класса хлипкая, сливающаяся со стеной дверь, выкрашенная в насыщенно-синий цвет. На широких подоконниках и сзади на шкафах расставлены цветочные горшки, с которых свисают длинные вьющиеся растения.
Пройдя в класс, я отметила, что почти все места оказались заняты, а ребята, сидящие за ними, поглощены пустой болтовнёй. Пустовало всего два стула: на втором ряду, рядом с веснушчатой девчонкой, и ещё один на третьем, но там сидел темноволосый парень, поэтому сделав выбор в пользу девчонки, я направилась вдоль прохода между партами второго и третьего ряда.
— Занято, — лениво произнесла она, бросив на меня неприязненный взгляд, и даже немного разлеглась на парте, чтобы я не села наверняка. — Здесь Катя Чебакова сидит.
Её рыжеватые волосы были затянуты в тугую косу, открывая округлое лицо, в ушах поблёскивали золотые серьги, на шее повязан ярко-алый галстук, из настоящего шёлка, мягкий, не то что мой из синтетики — более светлый и жёсткий. Коричневое платье мало чем отличалось от тех, что носили остальные девочки в классе, а вот белый фартук был, скорее всего, импортным. Она взглядом показала, чтобы я проходила мимо, а ещё через минуту к парте подошла высоченная девчонка с невероятно пухлыми губами, и, с грохотом отодвинув стул, плюхнулась на него. Видимо, это и была та самая Катя Чебакова.
— Не обращай внимания, — услышала я со стороны третьего ряда, и невольно повернула голову. Последнюю парту занимала та самая девушка, что критиковала белобрысую тётку на торжественной части. На соседнем стуле, вальяжно на нём развалившись, сидел парень, и пряди его русых волос спадали ему на лицо, закрывая лоб и уши, и мне показалось, что его стрижка чуть длиннее, чем у его соседки. Свои пионерские галстуки эта парочка развязала и небрежно бросила на выкрашенную грязно-голубой краской поверхность парты, и те лежали там, замятые и осиротевшие.
— Это ж Смирнова, — пожала она плечами. Растрепав свои короткие тёмно-каштановые волосы, так, что они стали топорщиться в разные стороны, придавая этой девице хулиганский вид, она откинулась на спинку стула, приняв почти такую же расслабленную, даже дерзкую, позу, что и её сосед. — Я Лена, — представилась она, окинув меня внимательным взглядом умных каре-зелёных глаз. Шерстяное платье Лены задралось, обнажая добрую часть бедра, но казалось, она этого ничуть не стыдилась. — А ты Соня Колесникова? Новенькая?
Я кивнула.
— Это Колька Апраксин, — представила она своего соседа по парте, и как-то слишком интимно ткнула того локтём в бок.
— Юрка? — громко позвал Коля, после того,
