Нас всегда было двое - Анна Динека

– Ладно, – невесело усмехнулся Алекс и грудью навалился на стол, чувствуя себя загнанной лошадью, обреченной взять последний барьер перед тем, как рухнуть на землю и наконец издохнуть, – давайте начистоту. Я знать не знаю вашу дочь, и по большому счету мне плевать, что здесь происходит. Я утром прилетел с другого конца страны, я похоронил отца, и единственное, чем могу помочь, – разве что составить вашей дочери компанию: задуть свечи, сожрать торт, а потом закинуться теми же таблетками, что и она, улечься рядом и наконец поспать. Такая помощь вам нужна?

Елена и бровью не повела, только улыбнулась. И Алекс не к месту заметил, что она похожа, пожалуй, на Мишель Пфайффер в лучшие ее годы. Уже не Женщина-Кошка, но и не дряхлая ведьма из «Звездной пыли». Скорее та, что съела сердце Звезды, чтобы обмануть время и вернуть молодость.

– Сашенька, – проговорила Елена ласково, по-матерински, – я оторву вам голову, если уляжетесь в постель с моей дочерью. А в остальном все лучше, чем овощем пялиться в стену. Да, вы не врач. Но именно поэтому я хочу, чтобы с ней поговорили вы. Кто-то нормальный, кто-то живой. Чтобы она наконец вспомнила, что за этими стенами – другой мир. А то, что случилось… оно давно уже в прошлом. Она должна жить дальше. Ей же всего семнадцать! Она должна выйти отсюда.

– А вот с этим я могу вам помочь. Я собираюсь закрыть клинику и продать этот дом.

– Отлично! Тогда, считайте, агента по недвижимости вы уже нашли.

И почему-то в эту минуту Алекс вдруг почувствовал, что не хочет продавать дом. Но еще сильнее он не хотел бы в нем жить.

II

Наутро Алекс не помнил, что заставило его сказать «да». Не помнил даже, как распрощался с Еленой, как поднимался затем по лестнице, как искал в полутьме неприветливого, едва знакомого дома осиротевшую спальню отца.

Та оказалась такой же мрачной, как кабинет, такой же неуютной и душной. Но Алекс до одури был рад рухнуть наконец в постель, а потому даже чьи-то истошные вопли, которые он не слышал, но чувствовал, как чувствуют гул теплотрассы под толщей сопревшей земли, не могли бы нарушить его и без того муторный сон.

И вот теперь Алекс стоит у окна, глотает остывший кофе и наблюдает за тем, как на вытоптанном пятачке перед оранжереей стайкой ощипанных индюков кружат старики в одинаковых серых халатах, как переругиваются, не слыша друг друга, как грозят кулаками кому-то невидимому, а затем, выпустив пар, послушно плетутся на завтрак. Хотя всем им, пожалуй, пора бы поторопиться уже в могилы.

Николь или кого-то другого возрастом моложе вечности Алекс не заметил.

Может, оно и к лучшему. Он хотел бы сначала взглянуть на файл загадочной пациентки. Но в ответ на простую, казалось бы, просьбу миссис Миллс, строгая седовласая дама, управляющая клиникой, без слов наградила Алекса снисходительным взглядом, который расставил все по своим местам. Да, Алекс был наследником отца, но не имел в его доме ни власти, ни веса, ни права голоса. Никто не собирался посвящать его в местные тайны. Пожалуй, его даже не собирались брать в расчет.

Единственное, на что миссис Миллс расщедрилась, позвякивая связкой громоздких ключей, стало туманное замечание, сказанное холодным, но нарочито вежливым тоном:

– Эта девушка, она была для вашего отца диковинкой. Еще одним экспонатом его коллекции. Но скоро вы поймете, здесь ей не рады. И здесь ей не место.

Коллекция отца состояла из потрепанных книг, выцветших фотографий, чужих писем и нотных листов, изуродованных заломами и кофейными пятнами. Изредка встречались кости, птичьи чучела и побитые молью шкурки, чаще – разноцветные свечи для ритуалов, механические игрушки да окислившиеся медальоны с волосами тех, кто давно превратился в прах, пророс травой и снова истлел.

Алекс промолчал – он все равно не знал, что ответить. И, возможно, лишь потому миссис Миллс снизошла и вновь взяла слово:

– Молодой человек. – Она остановилась у витражной двери, отделяющей парадное крыло от зарешеченной галереи, ведущей в крыло лечебное, оглянулась на Алекса, застывшего на пороге кабинета, и предупредила: – Даже не думайте продавать этот дом – не наклика́йте беду. Она и так дышит вам в спину.

***

Николь оказалась единственной из пациентов, кто жил в парадном крыле. Новость о подобном соседстве не обрадовала Алекса, но, поднимаясь по неосвещенной скрипучей лестнице, ведущей под крышу, он думал лишь о том, как бы не оскользнуться на предательски узких ступенях.

Алекс так и не понял, чего хотела от него Елена, и не верил, что сможет помочь, но поставить еще одну галочку казалось не такой уж и сложной задачей. Сколько их было уже, таких галочек… И потому, поднявшись наконец во флигель, Алекс не мешкал: громко постучал и, на правах хозяина не дожидаясь ответа, отворил тяжелую дверь.

Он был готов увидеть жалкое тщедушное существо, замотанное в такой же серый, как у стариков, халат или растянутый вязаный свитер, похожий на те, что носила когда-то мама, но первым, что бросилось в глаза, оказалась черная кожаная куртка, лежавшая в изножье кровати.

Николь сидела у трюмо: собранные в пышный хвост волосы; прямая, как у балерины, спина; лицо, засвеченное полуденным солнцем, – безликая и в то же время яркая до рези.

После темноты лестничного пролета Алексу даже пришлось зажмуриться. И потому он пропустил мгновение, когда Николь поднялась и сделала шаг навстречу.

– Спасибо, хотя бы постучали, – девичий голосок прозвучал уверенно и хлестко. В нем слышался легкий акцент и такая же легкая ехидца – и то и другое не заметить было бы сложно. Вот только лица Алекс так и не рассмотрел: яркий свет лился сквозь занавески, бил Николь в спину и, очерчивая силуэт, ловко скрывал детали. Она наверняка знала об этом, знала, за кем преимущество, а потому не стеснялась изучать Алекса, точно насекомое, распятое на приборном стекле. Он чувствовал ее прямой внимательный взгляд, и взгляд этот подспудно внушал тревогу, как внушает тревогу затаившаяся в сухостое змея. И все же перед Алексом стояла всего лишь хрупкая девочка, макушкой едва достававшая ему до плеч, – таких не принимают в расчет.

Коротко поздоровавшись, Алекс перешагнул порог, оставил за спиной незакрытую дверь, и Николь пришлось выйти из укрытия лучей и отступить к шкафу, иначе в маленькой комнате, от пола до потолка заставленной стопками книг, для двоих не хватило бы места. И все же Николь схитрила – она знала, куда отступать: жидкие тени да позолоченная солнцем пыльная взвесь в два слоя укрыли ее лицо, точно вуаль. Но Алекс успел разглядеть намеченное мазками семейное сходство: такие же голубые, как у