Лев Овалов - Голубой ангел

Тотчас был пущен в ход запасной, меньший лифт, директор гос­тиницы известил о случившемся Управление уголовного розыска, и от­туда прибыл следователь; были осмотрены кабина и коридор, все это было проделано аккуратно и незаметно. Ни один постоялец гостиницы не мог даже заподозрить о происшедшем преступлении, а через полчаса труп Гущина был уже убран, следы крови тщательно стерты с полиро­ванной обшивки и большой лифт начал совершать обычные рейсы.

Когда Евлахов и Зайцев в сопровождении Железнова приехали в гостиницу и Зайцев расположился, наконец, в приготовленном для него номере, Виктор спустился вниз расспросить портье о Сливинском. Но портье было не до расспро­сов. Он был как-то странно рассеян, отвечал невпопад, мысли его явно были заняты какими-то другими предметами. Да и сообщить он мог немного: гражданин, назвавшийся товарищем гражданина Зайцева, сидел в холле, а как он оттуда ушел, портье не за­метил.

Виктор поинтересовался, чем это портье взволнован, но тот при­нужденно улыбнулся и сослался на головную боль. Виктор догадался, что в гостинице что-то произошло. Он разыскал директора, тот напра­вил его к работникам уголовного розыска, и уже от них Виктор узнал о трагическом происшествии.

Это было странное преступление, и все терялись в поисках причины убийства. Гущин, простой тихий человек, ни с кем никогда не ссорился, в гостинице он служил давно, был женат на такой же простой и тихой женщине, жена его работала на кондитерской фабрике, было у них двое детей, они оставались обычно дома под присмотром бабушки. Водки Гущин не пил, в карты не играл, жене не изменял, ни с какими сомнительными приятелями знакомства не водил. Одним словом, это был один из тех обыкновенных добрых людей, которые спокойно доживают до глубокой старости и которых всегда всем ставят в пример. Поводов для его убийства не было, и оставалось лишь предположить, что Гущин стал жертвой маньяка или сумасшедшего.

Убит он был кастетом. Удар был нанесен опытной рукой, со страшной силой, весь затылок у лифтера был раздроблен, смерть последовала мгновенно от кровоизлияния в мозг. На минуту следователь предположил, не убил ли лифтера Доценко, но монтер весь вечер находился на виду, лифт остановился, когда он разговаривал в вестибюле, наверх он пошел по просьбе портье, да и никаких поводов не могло быть у Доценко для такого убийства. Короче говоря, произошла одна из тех нелепостей жизни, которым трудно бывает подыскать логическое объяснение.

Виктор не усмотрел связи между убийством и исчезновением Сливинского, он позвонил к Пронину и рассказал о происшествии, – Иван Николаевич умел решать такие задачи. Действительно, Пронин заинтересовался происшествием, и через полчаса Виктор сидел у него и рассказывал о подробностях.

– Надо позвонить в гостиницу, – спохватился вдруг Виктор. – Не вернулся ли Сливинский?

– Можешь не звонить, – сдержанно остановил его Пронин. – Сливинский не вернется. Во всяком случае, сегодня ночью. А тебя я прошу провести эту ночь в гостинице. Зайди к Евлахову, предупреди, что мы заняты поисками, сообщи приметы Сливинского в милицию и в морг, но сам из гостиницы не выходи. Думаю, что ночью будут сделаны еще некоторые находки, о которых я хотел бы услышать непосредственно от тебя.

Много вопросов хотелось задать в свою очередь Виктору, но он хорошо помнил о нелюбви Ивана Николаевича к расспросам и давно привык к его неожиданным поручениям.

4. Ночные находки

С интересом наблюдал Виктор за течением ночи в большой московской гостинице. Жизнь не затихала ни на мгновенье. С вокзалов приезжали какие-то люди, возвращались домой жильцы, уходили от постояльцев гости, официанты носили из ресторана в номера кушанья, телефон на конторке звонил не умолкая, и казалось, что портье разговаривает со всем миром. Виктор присматривался к публике, прислушивался к разговорам, от нечего делать бродил по коридорам, заглядывал в ресторан и отдыхал на диване в холле.

Суматоха прекратилась часам к пяти утра. Швейцар, наконец, задремал, портье отодвинул от себя телефон, в холле погасили люстру, и Вик­тор вдруг почувствовал усталость от всего этого гостиничного сумбура. Но уже в шестом часу появились уборщицы и полотеры, и началась чистка помещения, вытряхиванье ковров, натирка полов и мойка окон.

Вскоре после начала уборки к портье принесли чемодан, и Виктор резонно решил, что это и есть одна из тех находок, которые предвещал Пронин. Уборщица нашла чемодан в одной из уборных. Уборная была заперта, но слишком уж долго из нее никто не выходил. Уборщица постучалась, никто не отозвался, она позвала слесаря, и слесарь отвернул защелкнутую задвижку. В уборной было пусто, лишь у стены стоял закрытый недорогой чемодан.

Виктор сообщил о находке Пронину, тот велел разбудить Зайцева и показать чемодан инженеру.

Действительно, это оказался тот самый чемодан, с которым Сливинский поехал в гостиницу. Зайцев нетерпеливо его открыл и принялся в нем рыться. Он испуганно выбросил все белье, все туалетные принадлежности, но папки с чертежами в чемодане не оказалось.

В той же уборной, в корзине для мусора, Виктор нашел и папку; чертежей, конечно, в ней не было.

Тогда Зайцев принялся твердить о том, что со Сливинским случилось несчастье…

Всем учреждениям, которые могли способствовать розыску исчезнувшего человека, дано было распоряжение взяться за поиски Сливинского, а часом позже полотер Хрусталев в гостиной четвертого этажа нашел за диваном труп Сливинского. Затылок его тоже был раздроблен кастетом, и убит он был, по заключению врачей, в одно время с Гущиным.

Сообщать о смерти Сливинского Зайцеву Пронин запретил: он щадил молодого инженера; горе могло помешать его работе, а время должно было помочь свыкнуться с мыслью о потере.

Убийца не оставил никаких следов, все было неясно и загадочно, и лишь исчезновение чертежей позволяло предполагать о цели совершенного преступления.

Пронин отдавал себе отчет в том, что трудно будет раскрыть это неясное и хорошо подготовленное преступление; нелегко ему было сдерживать и нетерпение Евлахова, торопившего с розыском и преувеличивавшего простоту задачи.

– Ну, кто оказался прав? – тревожно и вместе с тем с задором спросил Евлахов, приехав утром к Пронину и садясь возле его постели. – Я сразу почувствовал, что все происходит неспроста!

– Хотите, возьму вас к себе в помощники? – усмехнулся Пронин. – Я в предчувствия верю слабо.

Евлахов укоризненно покачал головой.

– Просто вы слишком привыкли к таким делам, – упрекнул он Пронина, рассматривая вытканные на ковре узоры.

– Что же вы теперь думаете делать? – спросил он после минутного молчания.

– Спать не будем, – опять усмехнулся Про­нин. – Железное уже этим делом занимается, да и другие товарищи ему помогут.

– Но мне хотелось, чтобы ты сам занялся этим делом, – попросил Евлахов. – Слышишь, товарищ Пронин?

– Я, конечно, помогу, – ответил Пронин довольно-таки безучастно. – Ведь у меня грипп, температура…

– Курица не птица, грипп не болезнь! – рассердился Евлахов. – Я вот недавно получил важное задание – ни на какой грипп не посмотрел. Выпей коньяку с малиновым вареньем, все и пройдет. Дело-то ведь серьезное…

Он встал и прошелся вдоль комнаты.

– Нет, я очень прошу тебя лично заняться этим делом, – сказал Евлахов, останавливаясь перед Прониным. – Надо проверить в гостинице всех жильцов, обыскать каждую комнату!

– Вы говорите наивные вещи, – мягко возразил Пронин. – Если даже чертежи спрятаны в гостинице, в чем я сильно сомневаюсь, для того чтобы найти в таком громадном помещении пачку бумаг, понадобится потратить несколько месяцев и заставить работать десятки опытных людей.

– Не может быть, чтобы среди многочисленных приезжих не оказалось подозрительных личностей, – продолжал кипятиться Евлахов. – Проверьте документы!

– Вы не улавливаете особенностей этого преступления, – кротко объяснил Пронин. – Это ведь не обычное уголовное дело. Преступления против собственности совершают большей частью профессионалы-рецидивисты. Обнаружив убийство с целью ограбления или кражу со взломом, почти всегда поиски можно направить по определенным каналам. Политическое преступление, направленное не против отдельных личностей, а против целой страны, целого народа, раскрыть гораздо труднее. Шпионы и диверсанты редко действуют по стандарту. Они остроумней и находчивей и, по возможности, не станут пользоваться ни фальшивыми паспортами, ни отмычками взломщиков.

– Судя по твоим словам, получается, что агенты капиталистических разведок неуловимы? – мрачно спросил Евлахов.

– Нет, зачем же! – возразил Пронин. – Они талантливы, но и мы не лыком шиты. Кроме того, у нас есть еще одно преимущество. Они хорошо служат своим хозяевам, но хозяева-то их малочисленны. Народ, против которого они борются, превосходит их и численно, и морально, а следовательно, и людей, которых народ посылает бороться против своих врагов, и числом побольше, и сердца у них погорячее.