Лев Овалов - Рассказы майора Пронина

Лев Овалов.

Рассказы майора Пронина

От автора

Книжка эта написана сравнительно давно, но, как мне думается, до сих пор не утратила интереса для читателей.

В годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне Советского Союза против гитлеровских захватчиков, в числе моих друзей был майор Про­нин – Иван Николаевич Пронин, работник органов государственной безопасности.

Мы познакомились при странных, можно сказать, даже трагических обстоятельствах, о которых я, возможно, тоже расскажу в свое время.

Пронин всегда пользовался моим большим уважением и доверием, и в затруднительных случаях я не хотел бы иметь лучшего советчика и друга.

В дни нашего знакомства Пронину было около пятидесяти лет. Правда, он уже начал тогда полнеть, виски у него серебрились; когда он смеялся, возле глаз и губ образовывались морщинки, и все же он выглядел бодрее и здоровее иного юноши.

В характере у него было много привлекательных черт, хотя они не сразу бросались в глаза. Он всегда был спокоен, но это не значило, что у него железные нервы, правильнее было сказать, что его спокойствие – умение владеть собой. Он был очень простой человек, но это не значило, что он не способен был хитрить… Впрочем, я мог бы долго перечислять его достоинства. Мне казалось, что при ближайшем знакомстве Пронин не мог не нравиться, и, во всяком случае, лично мне он нравился совершенно определенно.

Через Пронина познакомился я и с его помощником – Виктором Железновым. Что касается моего отношения к Железнову, то мне остается только повторить старую французскую поговорку: друзья ваших друзей – наши друзья.

Иван Николаевич не любил рассказывать ни о себе, ни о своих приключениях. Однако кое-что мне довелось слышать и записать. По моему мнению, рассказы эти не лишены занимательности и поучительности, и часть из них я решился отдать на суд читателей.

О том далеком времени, когда Пронин только что стал чекистом, он рассказывал охотнее, поэтому и форма трех первых рассказов в виде повествования от первого лица несколько отличается от последующих, хотя все шесть рассказов, как увидит читатель, связаны между собой некоторой последовательностью. Несколько особняком от них стоит повесть «Голубой ангел», в которой описаны события, происшедшие почти перед самой войной. Эта повесть, как мне кажется, интересна не столько сама по себе, сколько тем, что она полнее и глубже характеризует самого Пронина.

Вскоре после опубликования этих рассказов началась Великая Отечественная война. Она разлучила меня с Прониным, мы оба очутились в таких обстоятельствах, что не только лишены были возможности поддерживать друг с другом какую-либо связь, но просто потеряли друг друга из виду.

Наступили события столь грандиозные и величественные, что судьбы отдельных людей, и тем более рассказы о них, невольно отодвинулись в тень…

Но вот справедливая война советского народа за свободу и независимость своей Родины окончилась победой, страна перешла к мирному строительству, и люди вновь начали находить друг друга.

Спустя большой, я бы сказал, очень большой, промежуток времени жизнь снова столкнула меня с Иваном Николаевичем Прониным.

Что делает и где работает Пронин сейчас – это уже статья совсем особого порядка и рассказывать об этом надо тоже совсем особо, но наша встреча оживила стершиеся было в моей памяти воспоминания, ожили полузабытые рассказы, и майор Пронин, сдержанный и суховатый Иван Николаевич Пронин предстал передо мной в новом и еще более привлекательном свете.

Может быть, какой-нибудь придирчивый критик и скажет, что в рассказах много занимательности и мало назидательности… Однако мне думается, что у Пронина есть чему поучиться и есть в чем ему подражать.

Повествуя о приключениях майора Пронина, я пытался не скрыть от читателей ни его рассуждений, ни его мыслей, особенно о тех качествах, какими должен обладать хороший разведчик.

Первое и основное из них – честное, самоотверженное служение Родине, беззаветная преданность делу коммунизма и затем железная дисциплина, высокая культура и сочетание в своей работе точного математического расчета и богатого воображения.

Разумеется, собственные имена и некоторые географические названия заменены в книжке выдуманными, но что касается остального – все близко к истине, и если автор сумел передать читателям это ощущение правды, он будет считать свою скромную задачу выполненной.

<1957 г.>

Синие мечи

1

Тяжелое лето выдалось в 1919 году. Колчак разорял Сибирь, Деникин приближался к Харькову, Юденич угрожал Петрограду. Не дремали враги и в тылу: близ Петрограда началось контрреволюционное восстание…

В конце июня, незадолго до занятия деникинцами Харькова, был я в бою тяжело ранен. Признаться, не рассчитывал больше гулять по белу свету, но меня отправили в Москву, выходили, и в августе я уже смог явиться для получения нового назначения.

– Так и так, – говорю, – считаю себя вполне здоровым и прошу откомандировать обратно на фронт.

– Отлично, товарищ Пронин, – говорят мне, – только поедете вы не на фронт, а в Петроград, поступите в распоряжение Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.

Не сразу понял я характер порученной мне работы. Товарищи мои, думаю, кровь на фронтах проливают, а меня в тылу оставляют. Решил, что меня после ранения щадят и хотят мне дать время окрепнуть.

– Очень хорошо, – говорю. – Разрешите идти?

– Получите путевку, – говорят, – и можете отправляться.

Приехал в Петроград, явился в Чрезвычайную Комиссию, послали меня к товарищу Коврову.

Расспросил Ковров меня – кто я и что я… Ну а что я тогда был? Мастеровой, солдат – вот и все мои звания. Исполнилось мне двадцать семь лет, царскую войну провел в окопах, на фронте вступил в партию большевиков, добровольцем пошел в Красную Армию, знаний никаких, человек не совсем грамотный, одним словом – не клад. Все, что умел делать, – винтовку в руках держать и стрелять без промаху.

Значит, расспросил Ковров меня и говорит:

– Отлично, товарищ Пронин, пошлем мы вас на разведывательную работу.

Обрадовался я, думаю – на фронт пошлют, на передовые линии: в разведку я всегда охотно ходил.

– Терпение у вас есть? – спрашивает Ковров.

– Найдется, – отвечаю.

– Вот и отлично, – повторяет Ковров. – Нате вам ордер от жилищного отдела, идите на Фонтанку, номер дома тут указан, и занимайте комнату.

– Это зачем же? – спрашиваю.

– А все за тем же, – усмехается Ковров. – Вселяйтесь и живите.

– Ну а делать что? – спрашиваю.

– А ничего, – смеется Ковров. – Живите, вот и вся ваша забота.

Тут я рассердился.

– Что вы, – говорю, – смеетесь надо мной, что ли? Меня к вам работать послали, а не отдыхать. Я и так два месяца в лазарете пробыл, хватит.

– Нет, так не годится, товарищ Пронин, – отвечает Ковров, и даже переходит со мной в разговоре на «ты». – А еще военный! Разная бывает работа. Иногда посидеть да помолчать бывает полезнее, чем стрелять и сражаться. Особняк, в который мы тебя посылаем, принадлежал Борецкой, важной петербургской барыне. Живет она в нем и сейчас. Были у нее и поместья, и деньги в банках, и я даже понять не могу, как она за границу не убежала. Или не успела, или понадеялась, что большевики долго не продержатся. Особняк ее национализирован, но дело в том, что в особняке Борецкой хранится замечательная коллекция фарфора. После войны устроим мы в ее особняке музей, будем для рабочих и крестьян посуду по этим образцам делать, а пока имеется у нее охранная грамота от Музейного управления, и числится Борецкая, так сказать, надзирательницей над фарфором.

Слушаю я Коврова и ничего не понимаю.

– Ну а я тут при чем?

– Ты, – продолжает Ковров, – поселишься у нее. Квартира большая, авось найдется для тебя комната. Подозрителен нам ее дом, понимаешь? Давно за ним наблюдаем. Ни в чем она не замечена, не уличена, но… Надо, чтобы там свой человек поселился. Объясни ей, что, мол, ранен был, демобилизован, вышел в отставку, поправляюсь, живу на пенсию, вас беспокоить не буду…

– А дальше?

– Дальше ничего. Живи и живи. Из дому выходи пореже, со старухой не ссорься, а покажется что-нибудь подозрительным – приходи. Понятно?

Понимать, конечно, особенно нечего было, но не понравилась мне такая работа.

– А нельзя ли, – говорю, – все-таки на фронт?

Ковров только головой покачал.

– Дисциплина, брат, – подчиняйся и не огорчайся.

2

Пришлось подчиниться. Взял ордер, пошел на Фонтанку. Дом как дом, поместительный, красивый – подходящий дом. Дверь высокая, резная. Позвонил. Открывает дверь старушка, глядит на меня через цепочку. Седенькая такая, в черном платье и, несмотря на голодное время, довольно-таки полная. Волосы назад зачесаны и на затылке пучком закручены. По моим тогдашним понятиям, она мне больше на купчиху похожей показалась, чем на важную барыню.