Стивен Кинг - Противостояние

Зато ниже пояса полыхал пожар, это точно. Одного взгляда на аппетитные ягодицы Надин в крошечных прозрачных трусиках хватало, чтобы существенно его согреть. Она бы не возражала, если бы он ее разбудил… может, и возражала бы, но протестовать бы не стала. Он все еще не понимал, какие замыслы зрели за этими темными глазами, и немного ее побаивался.

Вместо того чтобы будить Надин, он тихонько оделся. Не хотел, чтобы она проснулась, хотя они бы нашли чем заняться.

Что ему требовалось, так это побыть где-нибудь одному и подумать.

Он остановился у двери, полностью одетый, с сапогами в левой руке. Прохлада комнаты на пару с прозаичностью процесса одевания охладили его страсть. Теперь он мог ощутить запах спальни, и запах этот положительных эмоций не вызывал.

Всего лишь одна мелочь, сказала она, мелочь, без которой они могли обойтись. Возможно, это была правда. Ртом и руками она умела вытворять что-то совершенно невероятное. Но если речь шла о мелочи, тогда почему в этой комнате стоял затхлый, кисловатый запашок, который он в плохие годы ассоциировал с удовольствием одиночек?

Может, ты хочешь, чтобы это выглядело плохим.

Тревожная мысль. Он вышел, мягко закрыв за собой дверь.

Глаза Надин распахнулись в тот самый момент, когда затворилась дверь. Она села, задумчиво посмотрела на дверь, снова легла. Тело ныло от тупой, но неослабевающей боли желания. Будь это такая мелочь, думала она (не имея ни малейшего понятия, сколь созвучны ее мысли с мыслями Гарольда), откуда тогда столь скверное самочувствие? Прошлой ночью в какой-то момент ей пришлось прикусить губу, чтобы подавить крики: Перестань дурачиться и ВОТКНИ в меня эту штуку! Ты меня слышишь? ВО ТКНИ ее в меня, НАПОЛНИ меня ею! Ты думаешь, от того, что ты делаешь, мне есть какой-то прок? Воткни ее в меня и, ради Бога, – или ради меня? – закончи эту безумную игру!

Он как раз лежал, устроившись головой между ее ног, издавал странные похотливые звуки, которые могли бы показаться смешными, если б не выражали сжигающую его дикую страсть. Она подняла голову, эти слова уже дрожали у нее на губах, и увидела (или только подумала, что увидела?) лицо в окне. В то самое мгновение жаркий огонь ее похоти превратился в холодную золу.

Из окна ей яростно улыбалось его лицо.

Крик поднялся из ее груди… и тут же лицо исчезло, а его место заняли тени, пляшущие на темном стекле, кое-где замаранном пылью. Всего лишь бука, которого ребенок видит в шкафу или в углу за горкой игрушек.

Не более того.

Да только детскими страхами тут и не пахло, и даже теперь, в холодном свете зари, она не могла убедить себя в обратном. Это было опасно – убеждать себя в обратном. Она видела его, и он ее предупреждал. Будущий муж приглядывал за своей суженой. Лишенная девственности невеста никуда не годилась.

Глядя в потолок, Надин думала: Я сосу его член, но это не лишение девственности. Я даю ему в зад, но это тоже не лишение девственности. Я одеваюсь для него как дешевая уличная шлюха, но это совершенно нормально.

Поневоле приходилось задуматься: а каким человеком был ее жених?

И Надин долго, очень долго смотрела в потолок.

Гарольд приготовил себе чашку растворимого кофе, выпил, скривившись, вынес на крыльцо пару печений «Поп-тартс».

В ретроспективе последние два дня превратились для него в какую-то безумную карусельную гонку. Оранжевые самосвалы, Уайзак, хлопающий его по плечу и называющий Ястребом (теперь все его так звали), мертвецы, их бесконечный поток, а потом возвращение домой и переход от общения со смертью к бесконечному потоку извращенного секса. Более чем достаточно, чтобы голова пошла кругом.

Но теперь, сидя на ступеньке, холодной, как мраморный надгробный камень, с чашкой отвратительного кофе, плещущегося в желудке, он мог жевать пахнущие опилками «Поп-тартс» и думать. Он чувствовал, что мозги у него прочистились. Встали на место после сезона безумия. Ему вдруг пришло в голову, что для человека, который всегда полагал себя кроманьонцем в стаде ревущих неандертальцев, он в последнее время на удивление мало думал. Его вели, пусть не за нос, а за пенис.

Гарольд перевел глаза на Утюги, и перед его мысленным взором возникла Фрэнни Голдсмит. Именно Фрэнни побывала в тот день в его доме, теперь он знал это наверняка. Он нашел предлог, чтобы прийти в квартиру, где она жила с Редманом, с одной только целью: взглянуть на ее обувь. И так уж вышло, что кроссовки, которые были на ней, соответствовали отпечатку, найденному им на полу подвала. Круги и линии вместо обычных квадратов и зигзагов. Без вопросов, крошка.

Он полагал, что теперь может без проблем сложить два и два. Каким-то образом Фрэнни выяснила, что он прочитал ее дневник. Возможно, он оставил пятно или какой-то след на одной странице… может, и не на одной. Вот она и проникла в дом в поисках его реакции на прочитанное. В гроссбухе однозначно говорилось, что он планировал убить Стюарта Редмана. Если бы Фрэнни нашла такие записи, то обязательно сказала бы Стью. И даже если бы не сказала, вчера не вела бы себя с ним так непринужденно и естественно.

Гарольд добил последнее печенье, поморщившись от холодной корочки и еще более холодной желеобразной начинки. Решил, что прогуляется к автовокзалу, вместо того чтобы ехать на мотоцикле: Тедди Уайзак или Норрис подбросят его по пути домой после завершения рабочего дня. Зашагал по тротуару, на ходу застегивая молнию ветровки до самого подбородка, спасаясь от утреннего холода, которому предстояло рассеяться лишь через час-другой. Он шел мимо домов с задернутыми шторами, и где-то через шесть кварталов ему начали встречаться начерченные на дверях белые буквы «Х». Вновь его идея. Похоронная команда теперь так помечала все очищенные от трупов дома. Буква «Х» на двери означала, что список потенциальных склепов уменьшился на одну позицию. Люди, которые жили здесь, упокоились навсегда. Еще через месяц белые «Х» заполонят весь Боулдер, свидетельствуя о конце эпохи.

Да, пришло время подумать, и крепко подумать. Создавалось ощущение, что после встречи с Надин думать он перестал… но, возможно, на самом деле это произошло еще раньше.

«Я прочитал ее дневник, потому что обиделся и ревновал, – думал Гарольд. – Потом она проникла в мой дом в поисках моего дневника, но не нашла его». Однако шок, вызванный тем, что кто-то побывал в его доме, возможно, вполне мог сойти за месть. Это происшествие точно выбило его из колеи. Может, посчитать, что они квиты, и на том закончить?

Ведь он больше не хотел Фрэнни… Верно?