Ричард Кнаак - Король серых

— Я не верю тебе!

— Но это правда, Джеремия, — твердила Каллистра, держа его за руку с такой силой, которой позавидовал бы борец. — Ты ничего не можешь сделать.

«Возврата нет…»

— Я хочу выбраться отсюда!

Джеремия вдруг обнаружил, что они вдвоем стоят в каком-то переулке Чикаго, и уже темнеет.

— Джеремия, осторожнее! Ты ходишь там, куда боятся ступать ангелы!

— Ангелы или всего лишь Серые? — Ни разу в жизни Джеремия не был так расстроен, и хотя он и понимал, что несправедливо вымещать это на Каллистре, но ничего не мог с собой поделать.

Она отпустила его руку.

— Я хочу одного — чтобы с тобой ничего не случилось, — тихо сказала она, избегая смотреть ему в глаза.

Его последние слова несколько остудили пыл Джеремии. Он все так же не хотел верить в неизбежность для себя пути Серых, но вряд ли неприятности, связанные с его коронацией, исходят от этой женщины. Он знал виновного. Арос Агвилана. Каллистра была лишь марионеткой в его руках, она повторяла за ним его слова и верила в них, просто потому, что других не знала. «А разве я сам не был таким же?» Лишь очень недавно, уже вовлеченным в этот безумный спектакль, стал сам Джеремия отличаться в этом смысле от Каллистры.

Он тяжело вздохнул.

— Я верю тебе, но не верю Аросу. Это он тебе все это сказал, так?

— Да. Но Арос всегда все знает. Ошибок не допускает.

— Все иногда ошибаются… Видит Бог, я только этим и занимался. — Он схватил ее за руку, подивившись собственной агрессивности, которой в нем никогда не было. Чего ему по-настоящему хотелось — это прижать ее к себе, но она была не просто марионеткой Ароса, а еще и Серой. Противоречивые мысли в голове Джеремии только увеличивали его смятение, чего ему сейчас было совсем не нужно. Ему удалось подавить в себе тот жгучий интерес, который возбуждала в нем эта женщина, но не похоронить его. Теперь, когда она была так близко, это казалось невозможным. — Я не гожусь для этого. Это я знаю точно. Я пока не понимаю, что со мной — то ли все это мне снится, то ли у меня психоз. Как я понимаю, мой поезд сошел с рельсов и я попал в больницу с помутнением рассудка и галлюцинациями.

— Это не сон. — Каллистра, видя, что к Джеремии возвращается самообладание, заговорила спокойнее. Казалось, эта женщина-призрак служит барометром его настроения. Джеремия не знал, нравится ему это или нет. Он не мог понять, когда она была настоящей — если слово «настоящая» вообще было уместно в данном случае.

— Ты права — это не сон. Это проклятый кошмар!

Наступил вечер. Тусклым светом горели уличные фонари, мелькали желтые лучи фар проносившихся мимо машин и автобусов. Зловещая серость, которую Джеремия начал ассоциировать со своими ненужными подданными, окутала Чикаго, позволяя видеть то, что обычно не было видно. Слабоватое утешение.

— Мне жаль, но я ничем не могу тебе помочь.

Джеремия верил ей, но смириться со своим положением не мог. Арос ей солгал, от этого долговязого типа можно ожидать чего угодно. Всегда есть выход. Он попал в переплет из-за того, что позволил Серым заманить себя в их мир. Что произойдет, если Джеремия решительно отвергнет народ теней? Если сознательно попытается вернуться к своей жизни?

— Я должен идти, Каллистра.

— Джеремия…

Сколько человек хотели бы сыграть роль Рика в «Касабланке»? Джеремия пожалел, что не очень хорошо помнил этот фильм — тогда он сказал бы ей что-нибудь умное. Но Рика играл сам Хамфри Богарт[5], а Джеремию Тодтманна приходилось играть ему самому. Не самый удачный выбор для той роли, которую его заставили играть. В этом-то и была его проблема.

— Я просто не гожусь для этого безумия! Я хочу вернуться на свою работу, хочу снова жить своей скучной жизнью!

— И всю жизнь оглядываться в страхе перед вороном, — ответила ему Каллистра.

«Проклятое воронье…»

Монарх поневоле тяжело вздохнул.

— Это-то и есть одна из главных причин, по которой я хочу положить этому конец! Не знаю, чего добивается эта птица, и сомневаюсь, что ты можешь предложить мне ответ. Арос наверняка ничего не скажет. Интересно, как бы ты сама поступила на моем месте?

— Надела бы корону.

Очевидно, не тот вопрос, который следовало задавать одной из Серых. Тодтманн подошел к обочине. Оглядев окрестности, он невольно поежился. Он по-прежнему видел мир словно сквозь наполненный водой аквариум, однако даже это не помешало ему понять, что эта часть Чикаго ему совершенно незнакома. Высокие здания нависали со всех сторон, за ними не было видно даже Сирс-тауэр. Но что-то подсказывало Джеремии, что он находится где-то в районе Петли и что на каком-нибудь автобусе можно доехать до Юнион-стейшн. Если нет, можно будет поймать такси. Впервые с тех пор, как он стал работать в Чикаго, Джеремия подумал об автобусе без ужаса. В чикагских автобусах комфорт не предусмотрен проектом. Обогреватели там работают летом, а кондиционеры зимой. Сиденья — винил на металлических или деревянных каркасах, а мягкая обивка давно сплюснулась до каменной твердости.

Но для Джеремии в тот момент имело значение другое: в автобусе есть пассажиры. Их присутствие должно было вернуть его к реальности. Кроме работы, ничто так не приводит в чувство, как поездка на чикагском городском транспорте.

«Я должен найти автобусную остановку», — подумал он.

— Черт побери!

Городской пейзаж снова изменился. Джеремия стоял в каком-то другом месте. Было довольно светло — ровно настолько, чтобы появились тени и можно было различить очертания предметов. Тротуар у него под ногами был подозрительно мягким, упругим, и потому каждый шаг давался Джеремии с трудом. Вокруг высились дома — кривые, с изломанными фасадами. Они уже не раскачивались, как это было прежде, но менее страшными от этого не стали. Джеремия невольно вспомнил старый немой немецкий фильм ужасов, который он как-то видел. Здесь было так же тихо. Для полного сходства сцене недоставало органной музыки.

Уголком глаза Джеремия заметил какое-то движение. Он резко повернулся на одном месте, ожидая, быть может, что из канализационного люка появится голова Лохнесского чудовища. Вместо этого его взору предстал подвижный, точно змей, указательный столб. В отличие от зданий он извивался с удивительной живостью и вообще вел себя, как щенок, который только что вернулся к хозяину. Джеремия, хоть и был далек от мысли приласкать его, подошел ближе и попытался прочесть, что написано на указателе. Поймав вывеску в фокус, он не без труда разобрал название автобусной остановки.

— Джеремия, храни вниманье! Любая мысль — опасное деянье!