Стивен Волк - Готика

Вспышка молнии озарила комнату, высветив лежащую на полу фигуру человека.

При лунном свете Тень отделилась от фигуры, как будто могла существовать отдельно и двинулась к распростертому телу Клер. На нем она свила себе гнездо. Створки окна нетерпеливо скрипели, желая распахнуться.

Клер всхлипнула во сне, ее руки поднялись и опустились вместе с тенью. В комнате еще кто-то был. Створки окна наконец распахнулись.

Рядом с ней лежала знакомая фигура с бледной кожей.

Без всякой нежности Байрон поцеловал ее в губы, которые были такие же холодные, как и его собственные. Огромные глаза под алебастровыми веками не видели, как он дотронулся своей рукой до ее подбородка и скользнул по лебединой шее к груди. Его губы остановились на соске. Зубы оставили здесь свой отпечаток.

Он хотел, чтобы она не двигалась, не произносила ни звука. Иллюзия была слишком прекрасна. Наконец-то партнер, которому не нужно было наслаждения, который не чувствовал боли, который ничего не давал и имел все, что можно было взять. Ни раздалось ни малейшего стона, когда он оставил на груди маленький след. Она не ответила ни малейшим движением тела, когда он острым подбородком надавил на ее ребра. Не было признаков сопротивления, когда он снял с ее тела одежду и накрыл ее неподвижное лицо. Он решил, что это Августа.

Его лицо скользнуло вниз и замерло между ее ногами. Вампир сделает ее своей навсегда поцелуем.

Белые руки Полидори сжались в кровати, находящейся в соседней комнате. Он мог слышать каждый скрип кровати сквозь тонкие стены. Он напоминал распятого, но при этом горбатого сладострастного Христа. Каждый стон, каждый поцелуй наносил ему болезненный удар.

Байрон поднял голову. На его губах были следы крови. Он опустился на розовую плоть, покрытую капельками пота. Ритм дыхания Клер заметно возрос.

Он грубо вошел в нее.

Полидори плотно закрыл глаза. Он содрогался почти в унисон, издавая глубокие гортанные звуки. Он прижался ухом к стене и слышал с отчетливой ясностью бесконечные методичные движения Байрона, удовлетворяющего свою похоть. Объятый желанием и негодованием, Полидори поднял руку к распятию, прося помощи. Звуки из-за стены по-прежнему преследовали. Ужасающий животный ритм его движений и беспомощные спазмы ее дыхания. Полидори чувствовал, как в нее входит нечеловек. Лицо Полидори исказило страдание. Он снял распятие с гвоздя. Его палец теперь находился над острием. Он потрогал гвоздь и мягко накрыл его своей ладонью. Стал надавливать на острие и проткнул кожу. На ладони выступила кровь. Он готов был потерять сознание, но вместе с болью пришло наслаждение. Тогда Полидори вновь пронзил ладонь гвоздем. Рана увеличивалась. Кровь толчкообразно выбрасывалась из раны. Полидори подумал, что он похож на святого Себастьяна, пронзенного стрелой. Он всегда завидовал тем, кто погиб мученической смертью. Пусть я умру за Грехи Мира!

Он всхлипнул и вновь протянул свою раненную руку к острию. На этот раз он почувствовал железо очень глубоко. Боль пронзила его тело. Отец! Прости им, ибо они не ведают, что творят!

Но металл был очень холодный и жесткий, а плоть мягкой и слабой. Рана увеличивалась.

Гвоздь тиранил плоть Полидори. Доктор ритмично углублял рану. Струйки уже достигли запястья и стекали по руке вдоль синих вен.

Острие продолжало методично рвать мякоть с ладони с неослабевающей силой. Глубже, глубже, глубже.

Байрон внезапно остановился.

Полидори замер, вслушиваясь в неожиданную тишину. Почти беззвучный стон сорвался с губ доктора.

Тень медленно оторвалась от кровати.

Байрон стоял рядом с Клер, поправляя испачканную кровью материю на ее губах. Кровь придала ее устам, до сих пор совсем бледным, нежный оттенок раскрывающейся розы. Но она не очнулась, не вышла из состояния транса.

Полидори откинулся на подушки. Наконец-то он получил долгожданный оргазм. Он жалобно плакал. Он смотрел на свою рану и плакал. Боль стала тупой, совершенно незначительной. Но рука онемела, словно ее вовсе не было. Как будто ее ампутировали. Рука Сатаны. Но рана, зияющая в его израненной душе была гораздо глубже и болела несравненно сильнее. Он хотел, чтобы ему вырвали язык, все еще умоляющий Байрона… Ему хотелось, чтобы его четвертовали… И если тебя соблазняет твоя правая рука, вырви ее. Ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело.

Теперь он смотрел на распятие и просил об отпущении грехов. Рядом стоял его Всемогущий Отец, тень от которого падала на кровать Полидори, его душе суждено было гореть на вечном огне за грехи.

И фигура приблизилась к нему, свеча погасла, распятия больше не было.

Он всхлипнул. Ну что ж, пусть будет темнота. И была темнота.

— Клер, — бормотал Шелли, когда я вела его, закутанного в полотенце, по коридорам в поисках центральной лестницы. Его слова, за исключением время от времени упоминаемого имени сестры, были совершенно неразборчивы и иногда напоминали иностранный язык. Казалась, что буря победила его рассудок. Глаза его светились безумным светом, как у античного мореплавателя, который посмел отправиться в края таинственные, туда, где не ступала нога смертного. И даже сверх того, работа его больного воображения мучила его видениями, сравнимыми с тем, что видел Синдбад Мореход. Внезапно он опустился на четвереньки, я проделала то же самое.

— Просто дождевая вода.

Он провел рукой по ковру и почувствовал липкость. Дождевая вода? Дождевая вода не блестит… Он потер свои скользкие пальцы и стал ползти к тому месту, откуда исходил наиболее сильный запах. Он подполз к лестнице, которая вела к лифту.

— Это остатки пищи или еще что-нибудь. Гниющие листья, влажность.

— Нет, не влажность… Разложение!

Из люка наверху послышалось царапанье. Мгновенный звук, затем тишина, в тот момент Шелли всунул голову в люк и посмотрел пристально в темноту. Вновь послышался тот же самый звук, точно кошка точила когти о дерево. Затем хлопанье крыльев, в темноте ничего не было видно… Я подумала о птенчике, попавшем в западню.

— Птица.

— Она должно быть запуталась. Боже, она не может выбраться.

Она прыгала, шуршала перьями где-то в темноте. Я представила белоснежного голубя, застрявшего между бревнами, истекающего кровью.

— Пойди и спаси ее! Пожалуйста.

— Мэри…

— Спаси ее!

— Она не ждет спасения.

— Помоги ей!

— Там все в порядке!

— Я не могу вынести этот шум!

— Я ничего не могу поделать!

— Ты не можешь ее оставить умирать! Ты хочешь, чтобы она УМЕРЛА! Спаси ее!