Джо Хилл - Коробка в форме сердца

– Ты хочешь слушать мой голос? Я знаю, что хочешь. Я знаю. Слушай. Ты можешь отключиться от всего мира и не слышать ничего, кроме моего голоса. Потому что слушаешь очень внимательно.

И Джуд продолжал кивать, размеренно двигая головой вверх и вниз, а звуки внешнего мира гасли один за другим. Он не обращал внимания на эти звуки, пока они не исчезли: тихое рычание работающего двигателя пикапа под окнами, тонкий свист дыхания Джорджии, его собственные резкие вдохи. Уши звенели от внезапно наступившей абсолютной тишины – как будто мощный взрыв потряс его барабанные перепонки.

Обнаженное лезвие раскачивалось по короткой дуге, вперед-назад, вперед-назад. Джуда ужасал один вид этой бритвы. Он заставлял себя не смотреть на нее.

– Тебе не обязательно смотреть на нее, – сказал Крэддок. – Я умер. Мне не нужен маятник, чтобы войти внутрь твоего мозга. Я уже там.

И взгляд Джуда, помимо его воли, вновь вернулся к бритве. Он ничего не мог с этим поделать.

– Джорджия, – сказал он.

Вернее, попытался сказать. Он ощущал сказанное слово на губах, на языке, в выдохнутом воздухе, но не слышал собственного голоса; не слышал ни звука среди невыносимой, всепоглощающей тишины. Он никогда не слышал ничего оглушительнее этой тишины.

– Я не собираюсь убивать ее, – сказал мертвец. Интонация его не менялась, голос лился как терпеливый, понимающий, низкий, гулкий словесный поток, более всего походивший на жужжание пчел в улье. – Ты сам собираешься это сделать. И ты это сделаешь. Ты хочешь этого. – Джуд открыл рот, собираясь ответить, что Крэддок ошибается, но вместо этого сказал:

– Да.

Даже не сказал, а подумал вслух.

– Хороший мальчик, – похвалил его Крэддок.

Джорджия заплакала, хотя старалась сидеть тихо и не дрожать. Джуд не слышал ее. Лезвие Крэддока резало воздух: вперед-назад, вперед-назад.

«Я не хочу причинять ей боль, не заставляй меня убивать ее», – подумал Джуд.

– Все будет не так, как тебе хочется. Возьми пушку, слышишь? Возьми сейчас же.

Джуд сделал движение. Ему казалось, что он отделился от своего тела – будто он свидетель, а не участник сцены, которая перед ним разыгрывалась. В голове его стало пусто, и он уже не мог ужасаться тому, что собирался сделать. Он знал только одно: если он хочет проснуться, то должен совершить это.

Но прежде чем он дотянулся до пистолета, Джорджия выскочила из кресла и бросилась к двери. Джуд не ожидал, что она способна двигаться, – он думал, Крэддок и ее удерживает на месте. Но оказалось, что ее удерживал лишь страх. Когда она уже приблизилась к Джуду, снова раздался единственный голос на свете:

– Останови ее.

И Джуд увидел, как его собственная рука схватила волосы летящей мимо Джорджии и намотала их на кулак, резко запрокинув голову девушки. Джорджия завалилась назад, и Джуд с силой толкнул ее вниз. От удара ее тела об пол мебель в комнате подпрыгнула. Стопка компакт-дисков на краю стола беззвучно осыпалась на пол. Носок Джуда вонзился в живот Джорджии, получился отличный жесткий пинок, и она сложилась пополам, свернувшись в позе эмбриона. Через миг после удара Джуд не помнил, зачем он это сделал.

– Вот так, – произнес покойник.

Голос Крэддока возникал из ниоткуда, рождался из тишины, и это сбивало Джуда с толку. Слова мертвеца создавали эффект физического присутствия, они как пчелы роились и жужжали внутри головы. Голова стала ульем, пчелы-слова влетали в него и вылетали, оставляя после себя соты, ячейки восковой пустоты. С такой легкой полой головой он сойдет с ума. Он сойдет с ума без собственных мыслей, без своего голоса. А мертвый голос не умолкал:

– Покажи этой суке. Надеюсь, ты не возражаешь, если я ее так называю. Давай, бери пистолет. Скорее.

Он повернулся за оружием и стал двигаться чуть быстрее. Через комнату, к столу, пистолет у его ног, опуститься на колено, взять.

Джуд не слышал собак, пока не потянулся за револьвером. Одно напряженное, срывающееся на визг «рр-гав», потом еще одно. Его внимание намертво зацепилось за этот звук, как широкий рукав цепляется за торчащий гвоздь. Его потрясло, что кроме голоса Крэддока в бездонной тишине он услышал что-то еще. Окно за столом по-прежнему было приоткрыто. Снова лай – заливистый, яростный, хриплый. Ангус. А это Бон.

– Ну же, мой мальчик. Делай, что тебе говорят.

Взгляд Джуда упал на маленькую корзинку для бумаг, стоящую под столом. Из нее торчали осколки платинового альбома – гроздь острых ножей из хрома. Теперь оба пса лаяли в унисон, расширяя дыру в ткани безмолвия, и звук лая заставил Джуда вспомнить их запах – резкую вонь сырой собачьей шерсти, животный жар дыхания. В одном из серебристых осколков он увидел себя и отпрянул, наткнувшись на собственный взгляд – застывший, отчаявшийся, полный ужаса. И в следующий миг он услышал в мозгу свой голос, смешанный с безостановочным собачьим лаем: «Он имеет над тобой только ту власть, которую ты сам даешь ему».

Словно продолжая тянуться за пистолетом, Джуд придвинулся к корзине и приложил основание левой ладони к самому острому и длинному кинжалу из хрома. А потом нажал на него рукой, помогая всем своим весом. Осколок взрезал плоть, острейшая боль пронзила кисть и запястье. Джуд вскрикнул, в глазах помутнело. Он отдернул руку, сжал левую ладонь правой. Между ними сочилась кровь.

– Какого черта ты сделал, парень? – спросил его призрак Крэддока, но Джуд больше не слушал его. Он не мог воспринимать что-либо сквозь ревущую боль раненой плоти, пронзенной почти до самой кости.

– Я с тобой еще не закончил, – сказал Крэддок. Но он ошибался: его власть над Джудом закончилась.

Мозг Джуда тянулся к звуку собачьего лая, как утопающий тянется к спасательному кругу, а потом хватает его и тащит к себе. Джуд поднялся и начал действовать.

Добраться до собак. От этого зависела его жизнь – и жизнь Джорджии. Идея казалась совершенно иррациональной, но Джуд не искал рациональности. Он искал правильное решение.

Боль красной лентой, зажатой между ладонями, вела прочь от голоса мертвеца, обратно к собственным мыслям. У Джуда был высокий болевой порог, и он обычно легко переносил боль, порою даже искал ее. Вот и сейчас она гнездилась где-то в глубине запястья, в суставе, что говорило о глубине раны, и Джуд в какой-то степени наслаждался этим ощущением и удивлялся ему. Поднимаясь на ноги, он вновь увидел в окне свое отражение. В зарослях косматой бороды пряталась ухмылка – видение еще более жуткое, чем то искаженное ужасом лицо, что несколько секунд назад отразилось в осколке диска.

– Вернись немедленно, – приказал Крэддок. На мгновение Джуд приостановился, но потом пошел дальше.