Призрачная деревня - Юлия Михалева
Таня тоже смеялась. Давно она не была так счастлива.
На прощанье Золотухин – его звали Валерием – поцеловал ей руку. И спросил:
– Встретимся в воскресенье?
Воскресенье уже послезавтра. Таня несколько раз кивнула.
Заснуть ночью не удавалось – впечатления не давали. Так что голоса на лестнице послышались не спросонья и были вполне отчётливы.
– Вода же льётся и льётся – сами и посмотрите. А ребёнок все кричит! Маму зовёт, – это вездесущая Маргарита Антоновна.
– В аварийную службу надо было звонить. Чтобы воду вам перекрыли, – грубо отвечал недовольный голос.
– А вы на что? Мы налоги платим.
– Лично вы мне платите, что ли?
– Вот из-за таких, как вы, мы туда, куда надо, и не успеем. А потом мы же и виноваты будем, – вторил другой, не менее недовольный.
Когда они стихли, Таня вернулась к мыслям про Золотухина. Но ненадолго: в подъезде стало шумно. И на фоне общего гула – вдруг крик:
– Батюшки! Кровищи-то сколько!
Таня вскочила и выбежала в подъезд прежде, чем успела обдумать все «за» и «против». Как была – прямо в ночной рубашке. И не расчесалась, и не подкрасилась, хотя всегда такого категорически избегала.
Она оказалась далеко не единственной. Крики Маргариты Антоновны и причитания женщины в жёлтом пальто – впрочем, теперь она была без него – собрали у порога пятнадцатой квартиры многих соседей.
– Вот же дурная баба. Было бы из-за чего, – сетовала Маргарита Антоновна.
– Эх… О ребёнке бы хоть подумала, – заметила Мария Семеновна.
Он как раз громко плакал за дверью.
– Расступитесь! Ну, что собрались? – огрызнулся, поднимаясь по лестнице, низкорослый дядька в форме «скорой» и толстых очках. За ним следом шли ещё двое.
Зайдя, они не закрыли дверь. Таня осторожно заглянула внутрь вместе с другими соседями. Кругом вода, мешки на полу, поодаль буроватая лужа. В комнате – толпа людей в форме: спасатели, полиция, медики. Они о чём-то спорили: «вам и везти», «оформляйте сами и здесь», «это не наше».
– Вам здесь нечего делать, – сказал один из полицейских. – Расходитесь-ка.
Выпроводив гостей, он захлопнул дверь.
Делать, и верно, было нечего. Таня вернулась к себе, легла в постель, но так до утра и не уснула, прислушиваясь к голосам в подъезде.
Впрочем, она больше не разобрала ни слова.
9Всю субботу Таня провела в постели, вставая только для того, чтобы умыться, взять печенья или вина. Она пыталась смотреть фильмы на ноутбуке, но то никак не могла вникнуть в сюжет, а то и вовсе проваливалась в сон.
В последний раз она задремала около пяти вечера. Телефонный звонок разбудил почти в одиннадцать.
– Таня, завтра нужно будет показать тот дом, что ты в понедельник смотрела. В одиннадцать, – сказала Тамара.
И сейчас уже ровно одиннадцать, хоть и вечера. Минута в минуту, если верить маминым настенным часам.
Семьдесят два часа назад Таня позвонила в полицию.
И где же деньги? Где любовь? Где семья?
– Мы же его ещё не переоформили, – возразила она.
– И что? Сразу на покупашку оформим. Да что ты сама не своя, в самом деле? Сколько можно тупить?
Тамара отбилась, а Таня вернула голову на подушку и закрыла глаза.
Какое разочарование! И стыд за свою наивность. Неужели она могла в самом деле поверить в это? В детскую сказку про то, что колодец сделает её и богатой, и счастливой?
Неосознанным движением Таня коснулась цепочки на шее – за годы возникла привычка её теребить.
Цепочка осталась на месте. Монета, продетая в неё – нет.
И апатия, и навалившаяся в паре с похмельем тяжесть разочарования мигом исчезли.
Она точно её не снимала – больше ни разу с тех пор, как обнаружила утром на ноутбуке после того, как швырнула в колодец. Да и зачем? Вот и цепочка застёгнута – а застёжка тугая, её просто так, случайно, не расстегнёшь.
Но монеты нет. Словно в воздухе растворилась.
И это уже последняя капля: осмотрев на всякий случай и постель, и пол, и ванну, и даже под креслами, Таня опустилась на пол и заплакала.
Лишиться её снова, и теперь уже даже не по доброй, хоть и глупой воле – куда больнее, чем прощаться с нелепыми мечтами («Счастья она, понимаешь ли, захотела! Ха! Мало таких как она, что ли? Да и получше будут – а их желания не исполняются», – клевал и клевал, торжествуя, воспрявший теперь голос разума).
Уснувшей на полу и заплаканной она встретила воскресенье.
Чуда не случилось – а их и не бывает – а работа осталась. Хотелось или нет, а надо было ехать показывать дом.
Племянник умершего домовладельца оставил Тане ключ, так что ждала она внутри, не на улице. Довольно сомнительное утешение, впрочем, для того, кто проводит воскресное утро в подобном месте, а не собственной уютной постели.
И покупатель так и не явился.
Таня честно ждала до двенадцати, сидя на краю пыльного, пропахшего сыростью кресла. Потом попыталась – благо, связь сегодня в порядке – дозвониться Тамаре, чтобы взять телефон покупателя (да-да, лучше поздно, чем никогда) и узнать, не изменились ли его планы. Или, может, он просто заплутал по дороге? Но на сей раз был отключён уже телефон хозяйки.
В половине второго ждать дальше точно стало бессмысленно. Особенно с учётом того, что вечером Таня собиралась встретиться с Золотухиным (уж он-то хотя бы ей не привиделся?). Значит, перед этим нужно было ещё успеть добраться домой и привести себя в порядок.
Таня встала с кресла – как же затекла спина, вытянутая всё время ожидания, лишь бы не задевать полуистлевшую обивку кресла! Не успела сделать и пару шагов к выходу, как половица под ногой хрустнула – и ожидаемо провалилась. Таня едва успела отпрянуть, увернуться и устоять.
В проломе виднелся ящик.
Ну и что? Какая-то рухлядь. Разве мог что-то ценное прятать ветхий дедок?
Таня села на корточки и с немалой брезгливостью сунула в дыру руку,
