Сергей Шведов - Инкуб

– Вы знаете, Аркадий Савельевич, как выглядит ведьма, принявшая в себя демона? – спросил Попеляев.

– Нет, – тупо удивился Завадский.

– У женщин сильно раздувается живот. Но это не беременность, это уродство. В таком виде ведьма внушает людям страх и отвращение, но не один мужчина не может в эту минуту ей отказать. Так происходит порабощение не только тела, но и души. Демон входит в женщину через вагину, а выходит через заднепроходное отверстие, распространяя при этом жуткое зловоние.

– Зачем вы все это мне рассказываете? – слегка обиделся на хозяина гость.

– Святой Епифаний как-то сказал о гностиках: «Почему должен я воздерживаться говорить о тех вещах, которые вы не боитесь делать? Говоря об этом, я надеюсь наполнить сердца ваши ужасом той порочности, в которую вы впали». Вы порочный человек, Аркадий Савельевич. Рано или поздно, он придет к вам, уж не знаю в каком обличье, и заставит вас совершить гнусный, унизительный для всякого мужчины обряд.

– Шутите, Семен Александрович, – дернул плечом Завадский.

– Он явится к вам либо в качестве суккуба, либо в качестве инкуба, но в любом случае вам придется целовать его в зад.

– А почему в зад?

– Потому что даже демону противно подставлять свои уста для поцелуя содомиту.

– Вы забываетесь, Попеляев, – взревел Завадский. – Я порядочный человек и не позволю…

– Это ваше досье, Аркадий Савельевич, – продолжал все тем же бесцветным голосом профессор. – Мы собрали его по крупицам. Вот здесь записаны фамилии ваших любовниц, а в этой графе – любовников. Вы ненасытны даже в грехе, Завадский. Неужели нельзя было вовремя остановиться?

– Пусть я сладострастник, но не убийца! – выкрикнул Аркадий. – А у тебя руки по локоть в крови.

– Я наставлял грешников на путь истины, – с вызовом произнес Попеляев. – И очень сожалею, что в свое время не дотянулся до тебя, Завадский. Пусть я погубил бы твое порочное тело, но душу, скорее всего, спас бы. Теперь уже поздно. Он сильнее меня.

Ты его бойся, Аркадий, он уже в двух шагах. Не исключаю, что демон уже спит в твоей постели под видом жены.

– Ты клевещешь на честную женщину, профессор, – зло засмеялся Завадский. – Или у тебя есть досье на Елену?

– Пока нет, – пожал плечами Попеляев, – но это вовсе не означает, что его не будет. Демон всегда оставляет отметину на теле порабощенного им человека – мужчины или женщины, все равно.

– А что она из себя представляет?

– Похожа на паука, мышонка, лягушку, скорпиона и прочую подобного же рода живность. Обычно сатанинская печать появляется на интимных частях тела. Порядочные люди прячут их от чужих глаз из стыдливости, порочные – из страха быть разоблаченными.

Если бы Завадский был верующим человеком, он бы сейчас наверняка потел от ужаса. К счастью, он прожил всю свою сознательную жизнь атеистом и не собирался менять убеждения под уклон годов. Тем не менее, у него хватило ума оценить силу духа самозваного инквизитора. Такой вполне способен воздействовать на не слишком умных людей в нужном направлении. Видимо, именно за эти качества власть предержащие далекого средневековья ценили людей, подобных Попеляеву. Этот точно не остановится ни перед пытками, ни перед убийством, если будет уверен в собственной правоте.

– Я ведь не ссориться пришел, – примирительно заметил Завадский. – С моей стороны было бы слишком смело утверждать, что я разделяю ваши убеждения, Семен Александрович. Но, не скрою, я нахожу вашу деятельность полезной для общества. Более того, готов вам помочь деньгами в ваших неустанных трудах.

– Боюсь, поздно ты спохватился, Аркадий Савельевич, – покачал головой Попеляев. – Инкуб уже вступил в пору зрелости и сейчас его может остановить только Бог. За неделю я потерял нескольких преданных помощников, и вряд ли ты, Завадский, сможешь их заменить.

– Вы ведь были тогда в Дубосеково, – вспомнил вдруг Завадский. – Но почему-то не пошли с нами на охоту – испугались?

– Не смешите, Аркадий Савельевич, – обиделся Попеляев. – Разумеется, я был у кургана, но стрелял не в Мартынову, а в щенка. Он не успел еще избавиться от шерсти и представлял собой жуткую помесь человека и животного. Наверное поэтому, мы оба промахнулись – я и Михеев.

– Старый егерь, значит, тоже был вашим подручным?

– Он был моим другом Завадский, верным соратником по борьбе с нечистой силой. Это самая тяжелая из моих потерь.

– Так вы принимаете мое предложение, Семен Александрович?

– Нет, Аркадий Савельевич, – покачал головой Попеляев. – Обратитесь лучше в церковь, она прощает самых отпетых грешников, простит и вас. А я инквизитор. Человек, не склонный к снисхождению.

– Жаль, – покачал головой Завадский. – Гордыня обуревает всех – и нас грешников, и вас праведников. А в результате инкубы будут торжествовать на наших костях.

– Идите, Аркадий Савельевич, – холодно произнес Попеляев. – И пусть Бог не оставит вас на избранном пути.

Кобяков не церемонился с «языком», добытом во вражеском стане. Вывезенный из гей-клуба Чибирев окончательно потек после нескольких чувствительных ударов по корпусу. Сейчас он лежал на кровати, размазывая косметику по смазливому лицу, и тихим плаксивым голосом жаловался на свою незадавшуюся жизнь. Платье он успел снять, пытаясь соблазнить клиента, проявившего поначалу непонятную холодность, и теперь щеголял в женском белье и чулках, раздражая Эдуарда своим нелепым видом. Будучи убежденным поклонником женской красоты, Кобяков никак не мог взять толк, какую прелесть находят вроде бы нормальные мужики в таких вот сашеньках. А этот, по слухам, пользовался большим успехом и зарабатывал за ночь куда больше, чем его товарки по предосудительному ремеслу. С Эдуарда он сорвал пятьсот долларов – безумные деньги. Правда, у Чибирева имелась собственная квартира, куда он привозил клиентов. Большое подспорье в нелегком ремесле, которому этот старательный сукин сын посвящал все свое свободное время.

– «Крыша» у тебя есть? – спросил Эдуард, почти с отвращением глядя на хнычущего негодяя. – Кому ты отстегиваешь большую часть заработанного?

– Деньги я никому не плачу, – в голосе Чибирева вдруг зазвучала непонятная Кобякову гордость. – Я раб ведьмы, о чем говорит клеймо на моем теле. Она владеет мной и после своей физической смерти.

– Какое клеймо? – возмутился Кобяков.

Чибирев без всякого стеснения спустил трусики и показал Эдуарду свой зад. Паучок, впившийся в человеческую плоть, выглядел настолько натурально, что Кобяков с трудом пересилил желание, сбить его на пол щелчком.

– Когда Маргариту убили, Кривенко попытался подмять меня под себя. А потом вернул мне деньги с извинениями.