Гай Смит - Лагерь

Ал ударил ее кулаком по лицу, она почувствовала, что у нее сломаны зубы. Осколки во рту, вкус крови. Она плакала, умоляла.

— Ты тоже пойдешь жаловаться в полицию, да?

Он поднял ее, опять швырнул на землю.

— Может быть, они уже услыхали твои вопли, идиотка, идут сюда. Тебе эта игра не удалась. Давай, ври им, сколько влезет, скажи им, что я тебя изнасиловал. Как собирается сделать Синди, если я ее выпущу из шале…

Внезапно его пронзила одна мысль. Синди! Он ведь оставил ее одну, она может выйти, пойти в полицию. Эта девка во всем виновата, может, это заговор. Ловушка!

Он снова потянулся к ней, увидел, как она пытается защититься ладонями, но это была слишком слабая защита против его мощного кулака. Кость ударила по кости, что-то громко хрустнуло, и вот она уже больше не кричала и не визжала.

Обезумев от ненависти и страха, не замечая, что тело ее безжизненно повисло в его руках, словно сломанная марионетка, которую держат за шею, он тряс ее. Он все забыл, помнил лишь о той девушке в шале, он боялся, что она что-то предпримет в его отсутствие. Он бросил тело Сары, побежал к лодке, толкнул ее на глубину и отчаянно начал грести к берегу.

Глава 12

На рассвете толпа, стоящая на границе Зеленого лагеря, решила, что вооруженные люди, окружившие шале N 24, — полицейские снайперы. Иначе и быть не могло, потому что именно полицейские держат зевак на безопасном расстоянии. Сквозь утренний туман можно было разглядеть три силуэта: два человека стояли на дорожке у шале, а один был на балконе. Несомненно, что за домом их находилось гораздо больше.

Кордон полицейских в форме, патрульные машины и «Лэнд Ровер» с синими мигалками. Без всякого предупреждения спящий лагерь был потревожен; в двери раздавался стук, полицейские велели отдыхающим взять одежду и покинуть их шале.

— Опять Чернобыль? — спросила одна женщина.

— Или атомная война? — ее муж с мутными глазами дрожал, натягивая халат. — Что происходит, черт возьми?!

Только когда все отдыхающие вышли из шале, через мегафон им было дано объяснение.

— В номере 24 находится мужчина, который, вероятно, вооружен, он держит заложницей женщину. Просьба отойти подальше ради собственной безопасности.

Алан Джей бежал с острова в слепом страхе, он быстро догреб до берега, выпрыгнул из лодки, бросив ее, и она медленно поплыла по покрытой мусором воде. Он остановился, стараясь припомнить, в какую сторону идти в этом искусственном мире яркого света и оглушительной музыки.

Калейдоскоп красок, американские горки, напоминающие ревущего змееподобного монстра из разноцветного пламени, толпы людей, вываливающиеся из кинотеатра и образующие очередь у киосков с едой, толкающиеся за рыбой и чипсами, за свежими дарами моря. Враждебная среда, где никому нет дела до других, каждый думает лишь о себе. Развлечение эгоистов.

Словно убежавший дикий зверь, оказавшийся в безвыходном положении, он прокрался вдоль территории главного лагеря, прошел мимо лабиринта шале с их тускло освещенными улочками, окаймленными неухоженными розовыми садиками и порыжевшими от солнца лужайками. Он перешел на шаг, пытаясь отыскать свое шале.

Сара была забыта; она влетела в его жизнь и исчезла, как исчезает с приходом дня ночная тень. Только Синди имела значение: соблазнительная шлюха, издевающаяся над ним, требующая плату за пользование ее телом, угрожающая ему законом. Может быть, он опоздал, и она уже ушла, может быть, как раз сейчас уговаривает полицию прийти и арестовать человека, который держит ее в плену, который изнасиловал ее. Он не смог бы этого опровергнуть.

Одновременно со страхом в его сознании настойчиво возникала одна и та же картинка: он видел ее обнаженной, похотливо раскинувшейся, рука вытянута, требует денег. Тридцать фунтов — и я твоя.

Он засмеялся. Если она еще там, он возьмет ее. Она может сопротивляться, сколько влезет, но она ни пенса за это не получит. Ему нечего терять, она все равно обвинит его в изнасиловании. А если он будет держать ее взаперти, она не сможет вызвать полицию. Он удивился, почему эта мысль не пришла ему в голову раньше. С какой стороны ни взглянуть на это дело, Синди все равно остается в проигрыше; лучше уж быть повешенным за овцу, чем за ягненка, как говорится в пословице.

Он отыскал, наконец, свое шале, двигаясь быстро, крадучись, проверяя номера. 75… 68… Перебежка, стараясь держаться в тени. Некоторые окна освещены, дети капризничают, потому что родители велят им ложиться спать. Отдыхающие выходили из шале, а некоторые возвращались после вечерних увеселений. Темные окна, 39… 32… 30…

У него перехватило дыхание, грудь напряглась так сильно, что, казалось, кожа на ней вот-вот треснет, как кожа змеи, когда та меняет ее весной. Тупая боль над глазами, он плохо видит, не может издали рассмотреть номер на двери.

Номер 24. Он чуть было не споткнулся и не упал. Толкнул дверь, но она не открылась, сопротивлялась ему. Только тогда он вспомнил, что дверь заперта на ключ. В панике он стал шарить в карманах обшарпанных шорт, пока не нашел его. Его пальцы дрожали так сильно, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы вставить ключ в замок и повернуть его. Старый цилиндрический замок щелкнул, и дверь со скрипом отворилась вовнутрь.

В шале было темно, словно в пустой черной яме, дышащей застоялым отчаянием. Он постоял в дверях, боясь войти. Он не хотел смотреть правде в глаза, не хотел, чтобы подтвердились его наихудшие опасения; лучше жить в неизвестности, что он и делал всю жизнь.

Синди все еще была здесь. Она спала на постели, как он и оставил ее; обнаженная, ноги раскинуты, рука вытянута на покрывале, требует денег. Тридцать фунтов, не меньше. Или даешь, или нет.

Сначала он испытал облегчение, потом нахлынувшая волна слабости заставила его опереться о стену, чтобы побороть тошноту, каждый мускул его мощного тела дрожал. Его зрение ослабло, он почти не видел. Он сильно качнулся вперед, но каким-то образом сумел удержать равновесие и не упасть. Затем все это прошло, оно подождал, пока его организм не пришел в нормальное состояние. В ушах шумело.

Алан попытался вспомнить, где он был до этого, как долго отсутствовал, но память ускользала от него. Не имеет значения. Он вернулся, и Синди все еще здесь. Его страхи не подтвердились.

Он сел на стул, медленно скрутил сигарету и зажег ее, с наслаждением вдохнул горький дым. Вот так-то лучше. Синди все еще спала, как будто была в состоянии комы.

Странно, но она больше не возбуждала его. Он почему-то даже презирал ее. Шлюха, ненужная обуза. Надо ему поскорее от нее отделаться, может быть, убежать и бросить ее здесь, если нет другого способа. Синди пошевелилась, потянулась; открыла глаза. Она посмотрела на него, но узнала не сразу. Сначала она как будто удивилась, потом закивала, улыбнулась, растянув губы, дав тем самым понять, что знает о его присутствии. Ее ноги сомкнулись, рука была все еще вытянута. Тридцать фунтов, а иначе ничего не получишь.