Людвиг Павельчик - Рыдания усопших (сборник)

Сегодняшний день начался необычно. Уже одно то, что Кларита поднялась раньше меня, было из ряда вон выходящим событием. Затем она сварила для нас обоих кофе и принесла мне мою чашку, едва не лишив меня дара речи. Ну, а когда она решила прогуляться со мной к старому маяку, вместо того, чтобы, как обычно, провести весь день в плетеном шезлонге на террасе, лениво бубня что-то в прижатую плечом к уху телефонную трубку и без устали полируя свои длинные вычурные ногти, я подумал, что проснулся в другом мире. Желания шевелиться или мыслить я до этого за Кларитой не замечал.

Вот так, собственно, и дошло до того, что мы отправились на эту прогулку, совершить которую я уж и не чаял по причине особенностей образа жизни моей жены. За две недели, проведенные нами в этом симпатичном бунгало на берегу морского залива, я набрал добрых три килограмма лишнего веса и зачитал до дыр даже инструкцию по применению зубной пасты, не говоря уж об этикетках пивных бутылок. Все мои потуги склонить Клариту к минимальной активности вдребезги разбились о стену ее залежалых представлений о хорошем отдыхе, а о том, чтобы предпринять что-либо без нее, не могло быть и речи. Я ведь люблю ее, помните?

Тем большим было мое удивление, когда сегодня она сама предложила мне прогуляться и рассмотреть, наконец, вблизи молочно-белые стены старого заброшенного маяка, манящие меня своею загадочностью и романтичностью с первого дня нашего здесь пребывания. Маяк был истинным кладом для любителей моря и истории и находился всего в семи-восьми километрах от нашего бунгало, то есть в часе ходьбы для меня и в четырех – для Клариты.

Благодаря моим постоянным толчкам и увещеваниям нам все же удалось преодолеть этот путь часа за два с половиной, а оценив вблизи великолепие старой башни и вид, открывающийся отсюда на Восточную бухту, Кларита даже перестала ныть, чем всю дорогу занималась, и, потянувшись, заулыбалась.

Я присел на большой слоистый камень, у подножия которого с шумом и пеной разбивались накатывающие на берег волны, и закурил. Странно, но, по моим наблюдениям, чем чище воздух, тем сильнее желание вдохнуть в себя порцию отравляющего дыма. Видимо, перспектива хоть немного очиститься пугала привыкшее к городскому смогу тело. Для Клариты нашлось место чуть в отдалении, на небольшом клочке песка между скальными выступами, и она, вытянув ноги и запрокинув голову, пребывала сейчас в счастливом блаженстве.

Маяк нависал над нами, словно сказочный исполин, закрывая собой едва ли не полнеба. Буйные заросли травы, густо разросшиеся вокруг него, напоминали, что старая грязно-белая башня необитаема, и единственное ее предназначение – вносить свою лепту романтики в величественно-прекрасный морской пейзаж.

В волнах показалась одинокая рыбацкая лодка, пробирающаяся к берегу. В этой части страны такие посудины были еще в ходу – местные рыбаки не торопились менять проверенное средство добычи на новомодные механизированные суда. Такие лодки отличались раздутыми бортами и высокой, бросающейся в глаза кормой, до недавнего времени совсем не знавшей мотора. Но уж это изобретение человечества не могло остаться неведомым даже в таком отсталом и поросшем предрассудками краю, как этот, и уже через несколько минут до нас донеслось ровное пощелкивание одноцилиндрового агрегата, приближающего лодку к скалистому берегу.

Спустя еще некоторое время я уже смог разглядеть и человека, управляющего этой чахлой посудиной: он сидел у кормы почти без движения, положив руку на рычаг и всматриваясь в неровную береговую полосу, ища возможности пристать. Впрочем, то, что он куда-то там всматривался, я додумал сам, ибо по уверенности, с которой человек вел лодку, можно было заключить о его немалом опыте в этих водах. Он, должно быть, и впрямь был местным уроженцем и выловил здесь за свою жизнь не одну тонну полосатой макрели.

Пока я вяло следовал своим неторопливым мыслям касательно его личности, человек ловко завел свое судно в небольшую, скрытую от меня скалами, гавань, и, повозившись там какое-то время, стал подниматься наверх, что я заключил по звуку скатывающихся вниз из-под его сапог камней. Шаг его был ритмичным и упругим, что свидетельствовало о том, что рыбак не только хорошо знал тропу, по которой шел, но и был довольно тренированным и привыкшим к физическим нагрузкам человеком. Я, пожалуй, не смог бы преодолеть и двадцати метров скалистой дороги без кряхтения, одышки и пауз после каждых трех шагов. Взглянув на свое проглядывающее между пуговицами рубахи белое брюхо без малейшего намека на пресс, я погрустнел. Черт бы побрал эту Клариту! Это по ее милости я забросил всякую физическую активность и стал зарастать жиром!

Свалив таким образом вину за свое безделье на первого попавшегося человека, я частично успокоился и вновь обратил внимание на рыбака, который, появившись тем временем из-за скалы, приближался теперь ко мне.

Это был огромный детина, своими габаритами напомнивший мне снежного человека, как его, по крайней мере, изображают мнимые очевидцы. Однако отсутствие бороды и вообще густой растительности на видимых мне участках его тела сказало мне, что первоначальное мое предположение было ошибочным. Впрочем, на местного рыбака он был похож столь же мало – те были обычно небриты, угрюмы, одевались в бесформенную дерюгу и осанку имели сутулую и даже перекошенную, словно страдали всю жизнь под гнетом чего-то ужасного. Уже к тридцати годам они выглядели стариками, а общались друг с другом понятными только им знаками.

Этот же, гладко выбритый и подтянутый, был одет по последней спортивной моде, лучезарно улыбался и всем своим видом демонстрировал радость от встречи со мной и непреодолимое желание общаться. Все выглядело так, словно он, прознав откуда-то про наши с Кларитой планы, пустился в одиночку в море с единственной целью – составить нам компанию.

Окинув беглым взглядом внимательно наблюдавшую за ним Клариту, прибывший на лодке обратился ко мне:

Простите, что помешал вашему отдыху. В другом месте просто невозможно было бы причалить скалы, знаете ли…

Сделав паузу и обнаружив, что я не очень-то склонен к радушию, он продолжал:

А я тут каждое лето живу. Люблю эти места – родился здесь, знаете ли…

Это его «знаете ли» в конце каждой фразы порядком раздражало, и я еще более насупился. Однако, видя, что парень просто не знает, как продолжить разговор и чувствует себя явно неловко, я все же сменил гнев на милость и великодушным жестом протянул ему пачку сигарет.

Не желаете?

О нет, благодарю, я некурящий. Пару лет назад завязал с этим. Здоровье, знаете ли…

Почему Вы все время повторяете «знаете ли»?