Вячеслав Денисов - Сломанное время
– Вы любите ее?
– Да.
– А почему не стали ее мужем после возвращения из Чечни?
– Я не мог предать Виктора, которого убил.
– Что изменилось сейчас?
– Она вышла замуж за человека, который причиняет ей боль. Теперь я имею право быть с ней.
Макаров наклонился ниже. Теперь его лицо было всего в нескольких сантиметрах от лица Бориса.
– У вас есть какие-то тайны от пассажиров «Кассандры»?
– Да.
Макаров почувствовал, как дрогнуло сердце.
– Какие?
– Я не хочу, чтобы кто-то узнал о моих отношениях с Машей.
– А еще?
– Уточните вопрос, – после небольшого замешательства произнес Борис.
– У вас есть еще какие-то тайны, помимо отношений с Машей, которые вы хотели бы скрыть от пассажиров «Кассандры»?
– Нет.
Еще минуту Макаров сидел над Борисом. А потом с трудом встал и вышел вон. На выходе его встретил Левша.
– Что с ним?
– С кем?
– С Борисом, естественно! Ты что, пьяный?
– Да, я пьян… – и Макаров, держась за шаткие конструкции наваленного на полу хлама, пошел к борту.
Он стоял, долго и сильно втягивая в себя уносимый в океан с суши, пахнущий разнотравьем воздух. Опершись на опаленный точно сваркой шов, который разделил авианосец пополам, он стоял и думал о разговоре с Борисом. И назойливой мыслью крутились в голове слова хилера о том, что Остров – это место до сих пор непрощенных. Он смотрел на черную лужу океана и думал, есть ли он вообще – Макаров. И стоял бы он так всю ночь, которая, как известно, начинается и заканчивается на Острове неожиданно, когда бы его не вернул крик Левши:
– Нидо умер!
ГЛАВА 10
Спокойно, как спокойно встречают смерть на эшафоте уверенные в себе люди, Гоша наблюдал за тем, как у дверей увеличивается толпа желающих войти в комнату. К четверым, что стояли у входа и чего-то ждали, добавилось двое. Их появление ответило на вопрос Гоши – чего. Одетые во все те же бледно-желтые комбинезоны, двое молодых людей принесли с собой странный предмет. Похожий на короткое бревно, он был снабжен ручками, а на торцах имел усиления в виде металлических накладок. Четверо отошли в стороны. Двое размахнулись, но что-то их остановило.
Гоша догадался что. В коридоре он видел устройства громкоговорящей связи. Это они издавали звук, какой издает пьяный спящий баянист, растягивая и сводя меха. А сейчас из этих устройств прозвучала какая-то команда. И Гоша заметил, как двое с бревном снова размахнулись. Только теперь уже вполсилы…
Дверь треснула наискосок. Это было не просто стекло. Гоша готов был поклясться, что оно ударостойкое. Терять ему было нечего. Он поднял руку и нажал на спуск.
Странное дело, люди в пяти шагах от него даже не шелохнулись. Гоше показалось, что даже не моргнули. Пуля врезалась в то место, где он видел лица двоих, стоящих слева.
По стеклу разошлась паутина.
Срикошетившая пуля, вышибая искры из бетона, промчалась по комнате и ударила в один из стеклянных колпаков, которыми были прикрыты твари.
Колпак треснул поперек, и в образовавшуюся, едва заметную трещину просочилась кровь.
Под потолком что-то сухо зашипело, и раздался отчетливый, без намека на возбуждение голос:
– Гоша – так вас, кажется, называют на берегу? Перестаньте дурачиться, право. Еще один выстрел, и вы убьете себя.
Повертев головой, он обнаружил отдушину в углу под самым потолком. Вскоре обнаружил и «глазок» – крошечный окуляр, направленный в центр комнаты из угла противоположного.
– Положите пистолет на пол и отойдите в глубь помещения. Моим людям нужно войти.
– Думаете, это пойдет мне на пользу?
– Обычно между умереть сейчас или умереть потом люди выбирают второе.
– Это смотря что имеется в виду под «потом», – голос Гоши охрип. Он чувствовал уязвимость своего положения и не видел выхода. – Если потом – это жизнь того существа, что приковано в комнате, откуда бежал этот облученный какой-то гадостью человек, то я бы выбрал первое.
– Вы имеете в виду Роберта Байлота? Он подонок, оставивший умирать в открытом море людей. Он заслужил и худшей участи, чем сейчас.
– Значит, мы говорим об одном и том же человеке. Послушайте, – Гоша нервно пожевал челюстями и сделал несколько шагов по комнате, потряхивая «смит– и-вессоном». – Вон там, через стекло, стоят шестеро идиотов. Почему бы вам им не рассказать эту историю? Я по лицам их вижу, что она им понравится. Возможно, они попросят ее рассказать еще раз. На бис. А я, понимаете, человек с двумя высшими образованиями, доктор наук, профессор.
– Ваше образование не стоит и гроша ломаного. Хотя в шахте вы рассуждали как человек разумный.
– В шахте?.. – Гоша почесал стволом нос.
– Осторожно, он может выстрелить. Мне понравилось про устья «А» и «Б».
Люди за стеклом стояли не шевелясь. Их будто отключили от источника питания. Бревно весило килограммов тридцать, но двое держали его за ручки, словно ручную кладь.
– Что еще вам понравилось из того, что вылетало из уст почти убитого клаустрофобией человека?
– Вы никогда не страдали клаустрофобией. В восьмидесятом, когда вы с партией исследовали кряжи Алтая, вас завалило под землей. Ничего, полтора суток ожидания. Когда вас подняли на поверхность, вы рассказали смешной анекдот. В позапрошлом году вы путешествовали в цистерне ассенизаторской машины, когда бежали из колонии под Красноярском. И тоже ничего. Никакой клаустрофобии.
Сглотнув слюну, Гоша подался вперед:
– Откуда вы знаете?
– Отведите револьвер в сторону. Иначе случайно нажмете на спуск и прикончите человека, который это не заслужил.
Гоша опустил взгляд. Опущенный на вытянутую руку револьвер был направлен в голову Гудзону.
– Никто не заслужил смерти, – возразил он.
– Этот человек – в особенности. Меня в нем всегда восхищало упрямство и вера. Ну и, конечно, логика.
– Упрямство и вера в сумасшедшем – да, – согласился Гоша, беря «смит-и-вессон» обеими руками и направляя его на стекло. – Никто так упрямо не верит в свое видение мира, как душевнобольной.
– Он не безумен.
– Правда? – Гоша хмыкнул и посмотрел в «глазок» камеры. – А мне он представился как Генри Гудзон.
– Это и есть Генри Гудзон.
– Правда? – и Гоша снова через силу улыбнулся. На этот раз ему удалось это с большими усилиями, потому что он предчувствовал развязку. Никто не станет говорить глупости просто так. Что-то готовится. Возможно, проломится потолок, и оттуда ему на голову свалится пяток ребят покрепче этих. Может, разверзнется пол. И тогда он, наоборот, упадет в их руки. – Тот самый?
– Да, тот самый. Если вы имеете в виду того самого Генри Гудзона.
– А кого вы называете Гудзоном?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});