Лорел Гамильтон - Арлекин

— Ты знаешь, кто такие Арлекины? — спросила я.

— Французские клоуны? — Он не стал скрывать недоумения в голосе.

— В другом контексте тебе не приходилось слышать такое название?

— Анита, игра в двадцать вопросов — не в твоем стиле. Говори прямо.

— А интересно, я что одна такая среди внештатных охотников на вампиров, кто в этом вопросе абсолютно непросвещен. Мне чуть лучше теперь, потому что и ты не знаешь. Очевидно, Жан-Клод прав и это действительно огромная и темная тайна.

— Рассказывай.

И я рассказала. Рассказала ту малость, что знала об Арлекине и его банде. Действительно немного.

Он так долго молчал, что я сказала:

— Эдуард, я слышу, как ты там дышишь, но…

— Я здесь, Анита. Я думаю.

— О чем?

— Что ты мне всегда даешь поиграть с самыми лучшими игрушками.

Голос его был уже не пустым, а радостным от предвкушения.

— А если эти игрушки окажутся побольше и покруче тебя и меня?

— Тогда мы погибнем.

— Вот так вот просто. И ты ни о чем не будешь сожалеть?

— Ты про Донну и детей?

— Да. — Я встала и начала расхаживать по ванной.

— Я пожалел бы, что их оставил.

— Тогда не приезжай.

— А если тебя убьют, я всю жизнь буду думать, что мог тебя спасти. Нет, Анита, я приеду, но приеду не один.

— Но только совсем уж психов не привози, ладно?

Он засмеялся — тот смех чистой радости, что я от него слышала не больше шести раз за все семь лет нашего знакомства.

— Обещать не могу, Анита.

— Ладно. Только, Эдуард, я серьезно. Из-за них не хочу, чтобы тебя убили.

— Я не могу перестать быть собой, Анита, только потому что люблю Донну. Или потому, что должен теперь думать о детях.

— А почему? — спросила я, и мне вспомнился разговор, который был у нас с Ричардом, когда я думала, что я беременна. Он думал, что раз так, я перестану быть федеральным маршалом и охотником за вампирами. Я с ним не согласилась.

— Потому что тогда это буду не я, а любят они меня. Пусть Донна и Бекки не знают всего, что знает обо мне Питер, но они знают достаточно. Они знают, что мне пришлось сделать, чтобы спасти детей, когда Райкер их захватил.

Райкер — это был такой очень плохой человек. Он занимался нелегальными археологическими раскопками, и группа любителей — защитников старины, в которой состояла Донна, оказалась у него на пути. Так что не Эдуард и не я высветили этих детишек на радаре у Райкера — приятно знать, что мы не совсем виноваты в том, что случилось. Райкер хотел, чтобы я выполнила для него определенное заклинание. Честно говоря, я недостаточно хороший некромант, чтобы оно получилось, но он бы мне не поверил. Он пытал детей, чтобы заручиться моим и Эдуарда сотрудничеством. У восьмилетней Бекки — тогда ей было шесть, — оказался серьезный перелом кисти, а Питер подвергся сексуальному насилию со стороны охранницы. Нам пришлось смотреть видеозапись. Райкера и всех его людей мы перебили, детей спасли, и Эдуард уговорил меня отдать Питеру мой запасной пистолет. Он тогда решил, что если дело обернется плохо, пусть лучше Питер погибнет, отбиваясь, чем снова попадет в руки врагов. Я не стала спорить — видела, что они с ним сделали. Питер на моих глазах разрядил всю обойму в тело той женщины, что его насиловала. И стрелял из пустого пистолета, пока я его не отобрала. Никогда мне не забыть его глаза, когда он сказал: «Я хотел, чтобы она мучилась».

Я знала, что Питер отчасти перестал быть ребенком в ту ночь, когда погиб его отец и он взял ружье, чтобы защитить своих родных. Он отнял жизнь, но, наверное, думал, что убил чудовище, а это не считается. Я сама, черт побери, тоже когда-то так думала. Убить женщину, которая его насиловала — это отняло куда больший кусок его личности. Мне даже представить трудно, как обожгло его душу сексуальное насилие. Хорошо это, что он так сразу отомстил? Или это еще больше ему стоило?

Я тогда сказала ему только ту правду, что могла в ту ночь:

— Ты убил ее, Питер, и это хорошо тем, чем вообще хороша месть: когда убиваешь врага, его больше нет.

Месть — штука сравнительно простая; куда сложнее — жить после нее. Жить с тем, что ты сделал. И с тем, что сделали тебе или дорогим тебе людям.

— Анита? Ты меня слышишь? Ответь, Анита.

— Извини, Эдуард. Ни хрена сейчас не услышала из того, что ты сказал.

— Ушла на тысячи миль в собственные мысли. Не самое безопасное место в разгаре боя.

— До боя еще пока не дошло.

— Ты меня поняла, Анита. Я должен забрать своего помощника и организовать транспорт. На это уйдут примерно сутки. Постараюсь побыстрее, но ты пока поглядывай, что у тебя за спиной.

— Я буду изо всех сил стараться, чтобы меня не убили до твоего приезда.

— Анита, ничего смешного. Ты очень отвлекаешься.

Я задумалась и поняла, что не так: я счастлива — впервые в жизни. Я люблю мужчин, с которыми живу в одном доме. У меня, как у Эдуарда, есть семья, которую надо защищать, и моя-то не будет в далекой безопасности Нью-Мексико, как у него, пока мы будем тут разбираться.

— Я только что поняла, что у меня тоже семья есть и мне не нравится, что она как раз и будет на линии огня. Очень не нравится.

— О ком именно ты тревожишься?

— Натэниел, Мика, Жан-Клод — все.

— С нетерпением жду встречи с твоими новыми любовниками.

Я не сразу сообразила.

— Да, ты же не видел Мику и Натэниела. Забыла совсем.

— Жан-Клод может о себе позаботиться не хуже любого другого, Анита. Похоже, что твои оборотни тоже прикрыты. Мика — глава местных леопардов и это место получил не за красивые глазки. Он боец, умеющий выживать, иначе уже бы его на свете не было.

— Это воодушевляющая речь перед боем? — спросила я.

Изданный им звук вполне мог сойти за смех:

— Ага.

— Хреново она у тебя получилась.

Здесь он засмеялся откровенно:

— Кто из твоих любовников — пушечное мясо, Анита? О ком ты больше других беспокоишься?

Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и ответила:

— Это Натэниел.

— Почему он?

— Потому что он не боец. Я его таскала в тир, основы он знает…

Но тут мне вспомнился момент, когда Химера, очень плохой человек, побывал в нашем городе. Засаду, в которой со мной был Натэниел. Я забыла. Он тогда убил врага, а я забыла. И даже не подумала, как это могло на нем сказаться. Блин, королева леопардов, называется. Мать его…

— Анита, ты меня слышишь?

— Да. Я только что вспомнила одну штуку — наверное, нарочно старалась ее забыть. Натэниел однажды убил врага — убил, чтобы меня спасти. Один из наших леопардов был убит, и Натэниел взял у него пистолет и выстрелил, как я его учила.