Лео Перуц - Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра

– Император связался с евреем из гетто? Я не могу поверить в это, – проворчал Лейнитцер.

– А ты и не знаешь, как это делается? Что ты вообще знаешь о жизни? Да ровным счетом ничего! – осадил его Барвициус. – Но нам с тобой недосуг тревожиться о Его Величестве императоре, у нас есть дело до еврея Мейзла, и надо хватать добычу скорее, а то он, кажется, совсем свихнулся и раздаривает свои деньги направо и налево.

– Я знаю одного свихнувшегося, – откликнулся Лейнитцер. – Он бегает по улицам в одной рубашке и кричит, чтобы на него лили воду, потому что он – душа, объятая черным пламенем ада. А есть еще один, так он воображает себя рыбой и сидит в бассейне, а ночью, когда приходит пора спать, дает себя вытащить оттуда только с помощью крючка и лески. Но вот свихнувшегося, который раздаривал бы свои деньги, я в жизни не видывал, хотя давно уже мечтаю повстречать!

– Сумасшедший он или нет, но деньги он дарит, – объявил Барвициус категорическим тоном. – Он делает это в большой тайне – видимо, не хочет, чтобы об этом стало известно всем. Он не только раздаривает деньги, он разбрасывает их, отталкивает их от себя и, хоть этому и не верится, выкидывает их на улицу. К нему приходят люди, и он дает им ссуды без заклада, без векселя, без поручительства и требует от должников лишь молчания да чтобы один не знал о другом. Бедные девушки, которые хотят замуж, получают от него деньги на приданое, даже не зная, от кого оно исходит. Это он велел снести старую баню и построить новую – старая, видите ли, была ему недостаточно вместительна. А теперь они собираются построить в гетто новую ратушу, дом призрения и приют для детей-сирот – а на чьи деньги? На деньги Мейзла. Но ему кажется, что они недостаточно быстро уходят у него между пальцев, потому что, как мне было доведено, он решил замостить все улицы, углы и дворы еврейских кварталов красивым тесаным камнем.

– Так вот почему вы сказали, что он выкидывает деньги на улицу? – подхватил Лейнитцер.

Барвициус встал и тихо засмеялся.

– Ему не придется долго заниматься этим. Настало время мне вступить в игру, – заявил он. – Я хочу вытащить его из дома и отвезти в надежное место, где он и будет сидеть, пока не заплатит выкуп. А в качестве выкупа я возьму с него столько, что мы всю оставшуюся жизнь не будем ни в чем нуждаться. Я не хочу оставлять ему много – пусть еврейский город так и будет немощеным!

Лейнитцер одобрительно кивнул. Эта затея ему понравилась. Он начал прикидывать в уме, как велика должна быть сумма, чтобы они с Барвициусом могли довольствоваться ею до конца жизни, но так и не дошел в своих расчетах до конца, так как Барвициус, разложив перед собой план дома Мейзла, взглянул на него и спросил:

– Сколько людей ты можешь найти для этого дела, Георг?

– Одиннадцать, а если мало, то четырнадцать, – отвечал Лейнитцер.

– Какая разница – одиннадцать или четырнадцать? Все равно не хватает одного человека, – возразил Барвициус. – И не делай глупое лицо. Одного все равно недостает, – повторил он с нажимом, когда Лейнитцер удивленно взглянул на него. – В таком деле ты не годишься на роль вожака, из других тоже никто с этим не справится. Ибо это не простой налет, а самая настоящая военная операция. Без лишнего шума, погони и рубки на сей раз не обойтись, а потому мне нужен человек, научившийся на войне тому, как с горстью людей пробиваться сквозь вооруженный отряд, как захватывать важную персону в ее собственном доме и как вывозить ее из вражеского лагеря. Мне нужен человек, который, нарываясь на препятствие, не спрашивает у меня советов и приказаний, а действует смело и решительно. Мне нужен воин, овладевший военным искусством с младых ногтей и в то же время готовый заняться делом, которое не принесет ему ни славы, ни отличий, но зато…

Он выразительно пошевелил пальцами, пересчитывая невидимые деньги.

– Одного такого я знаю, – заявил Лейнитцер. – И правда, патрон, мне кажется, у меня есть как раз тот человек, какого вы ищете. Один молодой дворянин из рода Вальдштейнов. Он лихо сражался на турецкой войне, а теперь пребывает в раздоре с начальством. Он оставил службу, приехал в Прагу и сидит здесь безвылазно. Занимается какими-то военными науками, читает. Ей-богу, у него полная комната книг!

– А что он изучает? – поинтересовался Барвициус.

– В основной как брать штурмом крепости вроде Петерсвардейна или Рааба, как распределять полки в сражении, как вести минные галереи, как применять артиллерию. Умеет в деталях изложить, как следовало бы римлянам маневрировать при Каннах, чтобы переиграть Ганнибала.

– Уже хорошо. Что еще? – потребовал Барвициус.

– Привержен звездочетному суеверию, – продолжил свой доклад Лейнитцер. – Говорит, что Марс и созвездие Большой Медведицы являются его небесными патронами и что когда Марс находится в доме Большой Медведицы, то наступает его день, в который все ему должно удаваться. Но сейчас, несмотря на высокое небесное покровительство, он так беден, что может себе позволить только по разу в день заказать в гостинице кусок жаркого и бокал вина. Этим он, конечно, недоволен, потому что, как он говорит, без денег невозможно предпринять большое дело. Не раз спрашивал меня, как бы ему побыстрее раздобыть денег. Заметьте и то, что он не гнушается никаким делом, даже самым опасным и противозаконным. Он говорит, что праведными путями в наше время трудно чего-нибудь добиться.

– Все это звучит очень обнадеживающе, – отметил Барвициус. – Но скажи мне, каких лет этот дворянин?

– Чуть больше двадцати.

– А вот это плохо! – воскликнул Барвициус. – Дерево с зеленой корой…

– Я знаю, – сказал Лейнитцер, – дает много дыма, да мало огня. Но это к Вальдштейну не относится. Он уже задубелый. Этому парню ни один ров не глубок и ни одна стена не высока. С полудюжиной своих драгун он захватил посреди турецкого лагеря визиря и доставил его к своим.

– Ну, тогда, может, и действительно задубелый, – обрадовался Барвициус. – Сейчас же ступай и поговори с ним! Но будь осторожен, не сболтни ему лишнего. Знаешь ведь, что для молодых вояк честь и совесть не пустяк!

– Не беспокойтесь, – ответил Лейнитцер. – Я сумею так наворковать ему о нашем деле, что ему понравится.

Молодой Альбрехт фон Вальдштейн, который, по мнению Лейнитцера, был тем самым «задубелым», который мог осуществить замысел Барвициуса, жил в маленьком, слегка покосившемся домике, расположенном чуть ниже Градчан, в той части города, которую называли Малой Страной. Из окон его чердачной комнаты была видна вся Прага вплоть до Страховского монастыря. Но когда он по утрам подходил к окну, его взгляд прежде всего натыкался на маленький огородик, который содержала вдова портного. Там, доставляя господину фон Вальдштейну невыносимые мучения, с утра до вечера вертелись две козы, десятка полтора кур и собака Люмпус. Самом собой разумеется, вся эта живность беспрестанно блеяла, кудахтала и тявкала. Но особую злость у молодого графа вызывал петух – мелкий, занудливый горлан, которого вдова звала Иеремией за его умение издавать столь горестное и печальное кукареканье, что казалось, будто он оплакивает скорби всего мира. Когда фон Вальдштейн не мог больше выносить весь этот шум, он бросал своего любимого Полибия и сбегал вниз по лестнице на кухню, где вдова портного колдовала с шумовкой над дымящимися горшками и сковородами. Он кричал, что не может этого больше выносить, что это сущий ад и что с шумом необходимо покончить, иначе он немедленно съедет с квартиры. Но вдова только смеялась и говорила, что держит кур не ради кудахтанья и что если господин хочет иметь молочный суп и яичницу, то ему следует мириться с присутствием коз и птиц, а что касается Иеремии, то дни его сочтены, ибо в ближайшее воскресное из него будет приготовлено отличное жаркое.