Татьяна Корсакова - Пепел феникса

– Охренеть, – прошептала Любаша и больно сжала руку Анны.

И ничего не охренеть! Свечи погасли от сквозняка, и холод этот тоже от сквозняка. А то, что у магистра глаза как плошки и губы, кажется, дрожат, так это из-за актерского, а никак не магического таланта. Он же шарлатан, у него же это на лбу написано, а они с Любашей повелись, как маленькие, позволили себя одурачить, запихнуть в этот идиотский меловой круг. Все, с нее довольно!

Анна уже хотела выйти из круга, когда левую руку обожгло болью, а в ноздри шибанул запах гари. Боль и гарь не могли быть продолжением актерских талантов Гальяно. Боль и гарь – это герои уже ее персонального кошмара. Рядом тихо всхлипнула Любаша, Анна скорее почувствовала, чем увидела, как подруга рухнула к ее ногам. А потом плеч коснулось что-то холодное. Нет, не холодное, а ледяное, но отчего-то сравнимое с огненным прикосновением феникса. Анна всхлипнула, сжалась в комок. Позади нее стоял кто-то – кто-то, кого она сама позвала, кто-то, для кого меловой круг – ничтожная преграда. Анна чувствовала его присутствие, холодела от его прикосновений, но не решалась обернуться. Боялась встретиться лицом к лицу с тем ужасом, который еще пару минут назад казался ненастоящим, больше похожим на воспоминание, чем на реальность.

– Анна… – От знакомого, вырвавшегося из плена воспоминаний шепота она оглохла и почти ослепла. Невидимые пальцы больше не причиняли боль, в их прикосновениях чудилась ласка…

Все изменилось в тот момент, когда позади что-то взорвалось тысячами колючих осколков. Сжимающие ее плечи невидимые пальцы разжались вместе со вздохом не то сожаления, не то разочарования. Когда магистр Гальяно взмыл в воздух, Анне захотелось вслед за Любашей грохнуться в обморок.

У нее не вышло. Она могла только стоять и смотреть, как Гальяно борется с кем-то невидимым, с тем, кого он по ее просьбе вызвал с той стороны. А потом все изменилось: с грохотом распахнулись двери и вместе с ослепляющим снопом света в комнату ворвался тот самый смутно знакомый ей парень. На мгновение Анне померещилось, что в руках у него пистолет, а даже если бы и не показалось, она бы не удивилась, потому что, видно, разучилась удивляться. Парень действовал быстро, так работают спецагенты в голливудских боевиках. Во всяком случае, по мнению Анны. Первый взгляд на бесчувственную Любашу, второй – на нее, третий на магистра – и вот уже Гальяно не болтается в воздухе, а тряпичной куклой виснет на руках парня, заходится кашлем и тихо матерится. А тот, кого они вызвали, черной тенью плывет по стене, просачивается под оконную раму. Все, сеанс окончен…

Анна медленно опустилась на колени перед Любашей, растерянно погладила ее по голове и лишь после этих ненужных движений догадалась проверить у подруги пульс. Пульс был, кажется… Любаша выглядела спящей и не выглядела мертвой, это вселяло оптимизм. Хотя какой оптимизм после случившегося?

– Все в порядке? – послышалось над головой. Незнакомец присел рядом, коснулся Любашиной шеи, удовлетворенно кивнул. Наверное, тоже проверял пульс.

– Не знаю. – Анна покачала головой. – Не думаю, – добавила не слишком уверенно и посмотрела на мужчину снизу вверх.

Он не был незнакомцем, в ярком электрическом свете Анна его узнала. Стас Громов, некогда хулиган и смутьян, предводитель дворовой шпаны, а сейчас, получается, татуировщик. Вот откуда это смутное чувство дежавю! Хоть здесь никакой мистики, слава тебе, Господи!

– Узнала? – спросил Стас Громов с какой-то мрачной решимостью.

– Кого? – Анна стряхнула с волос осколки хрустального шара.

– Меня узнала, Анна Алюшина?

А он, оказывается, помнит, как ее зовут. Странно, для того, чтобы обижать беззащитную девочку, совсем не обязательно знать ее имя. Громов обижал и имя никогда не спрашивал: ни тогда, когда забрасывал ранец маленькой Анны на старую яблоню, ни тогда, когда приставал к ней в подворотне вместе с дружками-отморозками. Достать ранец Анне помог сосед дядя Леша, а вот там, в подворотне, ей пришлось нелегко. Одна против троих разгоряченных алкоголем парней, злых, куражливых, на все готовых в пьяном угаре. Наверное, ей повезло, наверное, в тот вечер все могло закончиться гораздо хуже. Стас Громов всего лишь ее поцеловал. Его поцелуй был такой же злой и куражливый, как и он сам, с мерзким вкусом водки и сигарет. Громов держал Анну за ворот пальто, всматривался в ее лицо стеклянными глазами, и в тот момент ей подумалось – все, это конец, но Стас разжал посиневшие от мороза пальцы и рявкнул:

– Вали отсюда, малолетка!

А она продолжала стоять, прижимаясь спиной к шершавой каменной кладке, через тонкую ткань пальто чувствуя исходящий от нее холод. У Ани дрожали губы и руки, и коленки подгибались от страха, а на губах был мерзкий вкус его пьяного поцелуя. Наверное, ее бы не отпустили просто так, потому что в глазах дружков-отморозков читалось такое, от чего у Анны даже сейчас холодели ладони. Стас Громов ей помог, если, конечно, это можно назвать помощью. Он толкнул ее с такой силой, что девушка едва не упала в подернутую тонким ноябрьским ледком лужу.

– Пошла вон, – сказал с угрозой в голосе и схватил за рукав куртки одного из своих дружков.

Анна не пошла, Анна побежала, не разбирая дороги, поскальзываясь и падая, в кровь разбивая коленки.

С тех пор они больше не встречались. Поговаривали, что Громова забрали в армию, а соседка Марьивановна утверждала, что и вовсе посадили за разбой. Анне было все равно, главное, что одним страхом в ее жизни стало меньше. И вот сейчас Стас Громов стоит совсем рядом и изучает ее с каким-то отстраненным интересом. От него больше не пахнет водкой и дешевыми сигаретами, и пальцы его больше не синие от холода, но в глазах осталось что-то такое… мутное, заставляющее холодеть ладони.

– Я тебя помню. – Анна встала, но особого преимущества ей это не дало, Громов был на голову выше и по-прежнему смотрел на нее сверху вниз. Неважно, теперь у нее есть враг пострашнее какого-то там отморозка из прошлого.

– Чего ты от него хотела? – Громов мотнул головой в сторону стола, на котором сидел, обхватив руками голову, магистр Гальяно. – Понадобился любовный приворот?

– Не твое дело. – Она дернула плечом и мимоходом подумала, что татуировка больше не болит.

– Ясно – не мое. – Громов улыбнулся улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, перевел взгляд на окно. – Это, наверное, дело той твари, которая только что чуть не придушила моего лучшего друга?

Он говорил о случившемся таким будничным тоном, точно по десять раз на дню имел дело с потусторонними силами. А может, так оно и есть? Ведь Гальяно его друг, а если в друзьях у тебя магистр черной и белой магии, всякое может случиться…