Между двух огней - Кристофер Бьюлман
И их домашний скот, который, по мнению Годфруа, включал и дочерей.
В ответ Годфруа научился хитрости.
Недалеко от Жизора, прямо перед началом рождественских праздников, разбойники остановились у деревни, которую они все запомнили, хотя и не знали ее названия. Двое мужчин остались с лошадьми; остальные дождались захода солнца и прошли две мили по лесу до самого уединенного фермерского дома. Все, кто находился внутри, скорее всего, спали; крестьяне зимой спали подолгу, чтобы сберечь силы. Воры намазали лица грязью и ползли на животах, пока не подобрались достаточно близко, чтобы Жако мог застрелить сторожевую собаку. Окна были завешены овечьими шкурами, чтобы сохранить тепло от огня, и замерзшие воры жаждали тепла почти так же сильно, как еды, которую они надеялись найти.
Томас схватил овечью шкуру, сдернул ее и неуклюже ввалился в окно с обнаженным мечом. Посреди земляного пола лежал теленок, а рядом с ним спали коза и двое детей. Они проснулись от звука тяжелых шагов Томаса и уставились на него; они подумали, что к ним явился дьявол из преисподней, и были недалеки от истины. Остальные тоже вскочили. Кто-то из детей закричал, и весь дом проснулся — они все спали в одной комнате, шестеро взрослых лежали на кровати, набитой мхом. Старик, лежавший на краю, потянулся за чем-то на полу, но почти беззубый маленький убийца по имени Пепин в два прыжка перескочил теленка и детей и вонзил нож мужчине в живот. Старик уронил то, за что схватился, и зажал рану ладонью, пыхтя: «О-о-о».
Другие мужчины — вероятно, свекор и наемный работник — замерли и не стали сопротивляться; вскоре их пристыдила пожилая женщина, которая замахнулась на Томаса кочергой. Он увернулся и повалил ее на землю, где на нее уселся другой мужчина. Она закричала, и этот мужчина бил ее кулаками, пока она не перестала кричать.
Годфруа заметил, что одна из лежавших на кровати была симпатичной девушкой лет четырнадцати. Вероятно, уже замужем. Он стащил ее с кровати за ногу, в то время как Пепин нависал над остальными с ножом.
Они вывели девушку и животных на улицу; Томас нес козу на шее, а Жако вел теленка, но настоящей добычей была дойная корова, которая жила по другую сторону дома. Той же ночью они зарезали ее в горах вместе с другими животными, закоптили мясо и ускакали, прежде чем местный лорд смог собрать достаточно людей, чтобы справиться с ними. Перед самым уходом они позволили девушке вернуться деревню, в основном целой и невредимой.
Томас поссорился с Годфруа из-за девушки, и, в конце концов, тот отстал.
Мяса им хватило на весь январь.
Семье, конечно, пришлось просить милостыню у соседей, возможно, им даже пришлось продать свою землю.
Когда бандиты той ночью выходили из дома, старуха встала и крикнула им вслед с порога. Ее слова были невнятными из-за только что сломанных зубов.
— Бог увидит вас в Аду! Теперь вы принадлежите дьяволу. Пусть вы задохнетесь, умрете и отправитесь к нему как можно быстрее.
Обычно некоторые из них посмеялись бы над ней в ответ, но ее слова прозвучали для них как настоящее проклятие. Грабить крестьян оказалось гораздо более греховным, чем грабить торговцев, но зима не обращала внимания на подобные чувства.
В феврале они ограбили еще один фермерский дом, и на этот раз мужчины сражались. Пепин был убит. Как и мужчины. Годфруа приказал сжечь дом. Маленький темноволосый мальчик в одних штанишках растерянно стоял возле горящего дома, повторяя, как будто произошла какая-то ошибка: «Мы здесь живем. Мы здесь живем».
Не прошло и шести месяцев, как разразилась эпидемия, убив большинство воров.
И всех остальных.
Ничто больше не имеет значения.
Томас отогнал от себя призраки и обратил свой взор на Париж. Стены города были слегка желтовато-белыми, как кости, а башни гордо возвышались, каждая на расстоянии полета стрелы от соседней. Он мог видеть то, что, должно быть, было Лувром, королевской крепостью, прочной и белой, высеченной из того же камня, что и городские стены. Шпили соборов вонзались в небо, а крыши лавок и домов громоздились друг на друга. Даже мертвый, если он был мертв, Париж выглядел прелестным трупом.
И все же Томас хотел бы, чтобы он сгорел. Он ухватился бы за любой предлог, чтобы продолжать путь так же, как они шли, по узким дорогам или без дорог, встречая мало живых душ, добывая пищу, насколько это возможно. Как долго они смогут так прожить? До зимы. Но что потом?
— А мне плевать, — сказал Томас в конце этой цепочки мыслей, и никто из его товарищей по тележке не стал допытываться, что он имел в виду. В этом мире есть многое, о чем можно не беспокоиться.
Ближайшими воротами были Луврские, и, к счастью, одними из немногих, которые оставались открытыми; прево Парижа — по приказу короля, который давно бежал, — закрыл большинство других ворот в тщетной попытке остановить бедствие, от которого страдал город. Сюда допускались редкие повозки с едой; выходить разрешалось всем желающим; незнакомцы могли входить только в том случае, если казались здоровыми.
Охранники на вершине стены не выглядели здоровыми. Они были невыспавшимися, бледными и раздражительными, хотя и недостаточно энергичными, чтобы причинить много вреда. Они велели девочке показать им подмышки, шею и пах, но не стали заставлять Томаса снимать доспехи и не велели священнику снять рясу. Священник покачал головой, глядя на них. Один из них безразлично бросил в священника маленький камешек. Они пропустили тележку.
— Сейчас самое время рассказать нам, что ты ищешь, — сказал Томас. Девочка кивнула. Она выглядела испуганной. Было похоже, что она ничего не знает о том, зачем они здесь.
— Первое, что нужно сделать, — найти жилье, — сказал священник.
Никто из
