Александр Варго - Гурман
— Я хотела принять ванну. Если вам надо что-то сказать, говорите.
— Или идите на хрен отсюда! Правильно я тебя понял, детка? — полюбопытствовал он, не переставая перебирать четки. — Это вторая часть твоего предложения, которую ты не сказала вслух, но она у тебя на лице написана.
— Я рада, что вы так проницательны, — заявила Катя.
Ей был неприятен этот человек, развалившийся на диване, и она уже не скрывала этого.
— Как тебе живется в доме моей сестры? — вдруг спросил Павел.
— Это имеет отношение к вашему визиту?
— Имеет. Самое прямое.
— Хорошо живется. Чего и вам желаю, — ответила Катя.
— Благодарю, но на твои пожелания я мало чего смогу купить. — Павел улыбнулся, но так, что от него повеяло холодом.
— Купить? — переспросила девушка, начиная догадываться, с какой целью к ней пожаловал этот уголовник.
— Ты ведь знаешь, что у моей сестры есть мать. После смерти Жанны вы с ней получили наследство.
«Конечно, знаю, — подумала Катя. — Моей бабушке, то есть твоей матери, не на что жаловаться. Она получила все, что хотела, и даже больше того».
— Несправедливо получается, — продолжал Павел, взяв четки в другую руку. — Ты, значит, имеешь все, а я — шиш.
— Почему? — возмутилась Катя. — Вы что, хотите у меня дом отнять?
Глаза Павла блеснули.
«Хочет. И ведь отнимет, дай ему волю», — с тревогой подумала Катя.
— Бог велел помогать ближнему. Вы ведь счета Жанны тоже поделили?
— Послушайте, это ведь и моя бабушка, если вы забыли, — не выдержала Катя. — А Жанна мне мама, между прочим! А вы все «сестра, моя мать»!..
— Жанна не твоя мать, — перебил ее Павел. — А моя мать — не твоя бабушка. Ты приемыш, детка. Или не знала этого?
Катя застыла, вновь и вновь повторяя про себя эти слова. Они показались ей такими же отвратительными, как липкое, давно не стиранное белье.
Приемыш!
«Я твоя настоящая мать!» — прозвучал в ее голове истеричный голос однорукой жен-щины.
Как так?! Они сговорились с той старухой?
— Я вас не понимаю, — с расстановкой, чтобы не сорваться на крик, начала она. — Если это шутка, то очень неуместная, даже глупая. У вас есть основания так считать?
Павел лениво закинул ногу на ногу.
— Есть, — с убийственной простотой сказал он. — Тебя все жалели, поэтому ничего не говорили. У Жанны имелись проблемы со здоровьем, своих детей у нее не было, поэтому тебя и взяли из роддома. Ясно тебе? Да вы и никогда не были похожими, это все говорили. Так что я тебе не дядя, а Надежда Ивановна — не бабушка. Врубилась? Давай, включай свои шестеренки.
Катя безмолвно смотрела на Павла, испытывая жуткое желание запустить в него вазой.
— Это ничего не меняет, — наконец произнесла она. — Я любила и буду любить своих родителей. Если у вас есть ко мне претензии по поводу имущества — обращайтесь в суд. А теперь попрошу вас покинуть дом, Павел Аркадьевич.
— У меня другое предложение, детка. — Мужчина больше не улыбался и перестал перебирать четки. — Ты здесь пустое место. Никаких прав на все то, что нажила моя сестра, у тебя нет. Вот что я предлагаю. Мы идем к нотариусу и оформляем этот дом на меня. Так будет честно. А ты можешь купить себе неплохую комнатку в коммуналке. Я знаю, что денежки у тебя еще остались. Не нужно никаких судов. Это выйдет тебе намного дороже, можешь мне поверить. — Лицо Павла начало источать осязаемые флюиды угрозы.
— Уходите, — каменным голосом потребовала Катя.
Павел поднялся, его губы снова скривила неприятная усмешка.
— Да без базара, уйду, конечно. Только ты лучше воспользуйся моим предложением. А то ведь потом будет поздно метаться. — Павел дошел до дверей и бросил через плечо, словно мимоходом: — Не советую затягивать с этим вопросом. Решай побыстрее.
— Вон! — крикнула Катя, вскакивая со стула.
Посмеиваясь, он вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Катя, едва сдерживая рыдания, упала на кровать.
Сбор колонны был назначен у «Берлоги» в час дня, но люди начали съезжаться к клубу часам к двенадцати. Без десяти час у крупнейшего кемеровского мотоклуба уже собралось более ста аппаратов.
Адреналин, которым был пропитан воздух, раскаленный солнцем, можно было нарезать дольками. Сердца собравшихся сладко замирали в предвкушении грандиозной поездки на фестиваль, который организовывали представители местного клуба «Оборотни». На всех уже были надеты шлемы, руки сами тянулись к замкам зажигания, чтобы повернуть ключ и нажать кнопку стартера. Байкеры ждали сигнала, но его не было, как и того человека, который его должен отдать.
Дантист, облаченный в куртку из толстой, вытертой до белизны кожи, был хмурым. Куда-то запропастился Гунн. Не было и Слона, который клятвенно обещал взять на слет двадцать килограммов своего фирменного шашлыка.
Послышался рокочущий звук двигателя, и к Дантисту подкатил Гаучо. Лицо у него было встревоженным.
— Гунн не появлялся дома, — сообщил он, заглушая мотор. — Предки сказали, что он остался у Слона.
— Слон тоже не берет трубу, — ответил Дантист. — Придется смотаться к нему домой. Надеюсь, он не лопнул от своих сарделек.
Пока они разговаривали, к байкерам подошла миловидная рыжеволосая девушка. На ней была изящная белая косуха с бахромой и ковбойские сапоги поверх джинсов. В руке она держала мотоциклетный шлем.
— Добрый день. Вы, я так понимаю, Дантист?
— Допустим. С кем имею честь? — спросил тот, удивленно глядя на девушку.
Он ее раньше никогда не видел, но сразу заметил, что выглядела она очень обеспокоенной.
— Я подруга Слона, Лиля. Вася мне рассказывал о тебе, я видела твои фотографии.
— Весьма польщен.
— Мы договорились о встрече. Я очень волнуюсь, что его нет. С самого утра телефон выключен! — сказала девушка.
Дантист переглянулся с Гаучо и бросил ей:
— Садись.
Девушка ловко взобралась на его мотоцикл и надела шлем.
К ним подъехали Эстет с Монголом.
— Нужна помощь? — осведомился Монгол.
— Пока нет. Ждите, — сказал Дантист.
— Может, мы выдвинемся? — предложил Эстет. — Жара, скоро движки закипят. А вы потом.
— Нет. — Дантист покачал головой и надел немецкую каску.
Его охватило гнетущее чувство, которое обычно возникает в период мучительного ожидания.
— Гаучо, ты со мной.
Двигатели взревели, и байкеры умчались.
— Гунн никогда бы не позволил себе опоздать на фест. — Монгол задумчиво потер щетинистый подбородок. — Что-то случилось.
Катя хотела позавтракать, но опрокинула коробку с кукурузными хлопьями и разбила свою любимую чашку. Она ограничилась кофе и набрала номер Олега. Тот долго не брал трубку, а когда взял, голос у него был такой, словно звонок Кати оказался совершенно некстати.
— Да. Что-то случилось? — вместо приветствия спросил он.
— Ага. Случилось. Меня выгоняют из дома, — сказала девушка.
Слова давались ей тяжело, выходили из нее как рыбьи кости, застрявшие в горле. Она никогда не жаловалась, привыкла самостоятельно справляться с трудностями жизни. Но после визита бывшего зэка, этого долбаного дяди Паши, внутри у нее лопнула какая-то струнка. Теперь ей хотелось прижаться к крепкому плечу, почувствовать себя крошечной и беззащитной девочкой. Пусть все проблемы, навалившиеся на нее, решают другие, куда более сильные люди.
Она вкратце рассказала Олегу о сегодняшней встрече с братом покойной матери.
После долгого молчания парень спросил:
— Так твой дядя хочет у тебя дом отобрать?!
— Он сказал, что я приемная. Мол, они мне не родня!
— Чушь какая-то, — протянул Олег. — Малышка, я сейчас немного занят. Мне нужно обдумать, что мы можем предпринять. В полицию пока сообщать не надо. Они все равно тебя в суд отправят. Но я обещаю…
— Я хочу встретиться. Я скучаю, мне одиноко, — сказала Катя, и голос ее дрогнул.
— Пушистик, я освобожусь вечером.
— Что ты делаешь, Олег? — не выдержала Катя. — Сегодня выходной. Вчера ты тоже был занят. Или это секрет?
— Я же говорил, над книгой работаю. А ты что подумала? — Олег засмеялся, но даже на расстоянии девушка почувствовала, что он напряжен и веселится неестественно.
— Ладно. Не буду тебя отвлекать, — обронила она.
— Роднуля!..
Катя прервала разговор, встала, подошла к зеркалу, взлохматила волосы, повернулась боком и внимательно разглядела себя.
— Уланова, почему тебя такие странные мужики окружают? — задала она вопрос своему отражению. — Может, потому, что ты сама того, немножечко ку-ку? Особенно после прыжка на спор!
Она решила навестить Милу, которая наверняка сейчас дома. Катя задаст ей пару вопросов о маме. Не может быть, чтобы лучшие подруги не делились самым сокровенным, а что может быть дороже собственных детей?
